тоже полагалось, – коньяки, ликеры от шестидесяти градусов до двадцати, пресловутый лафит, стакан которого любил предлагать всем желающим капитан Штоквич, комендант крепости Баязет. Сигары в ассортименте – наши вкусы хозяйка знала. Она и сама, следуя последней европейской моде, взяла солидных размеров «Гуантанамеру».
Пора было переходить к нелицеприятной сути.
– Зачем вы снова сюда пришли? – спросила аггрианка.
– А зачем вы нас ждали? – немедленно ответил Левашов. – Записочки писали. Сами бутылку в море бросили или капитан Немо за вас?
– Мы знали, что вы обязательно вернетесь, – примирительно ответил Лихарев. – Вы обещали. Но никто не ожидал, что вдруг совпадет… что начнется – такое…
– Ты нам писал, когда «такое» уже началось, – возразил Шульгин. – И у меня есть сильные подозрения, что твой аналог в тридцать восьмом ручку к этому приложил.
– Когда? – Лихарев явно не играл, он был откровенно удивлен.
– Будет случай – расскажу. Не я придумал все ваши «альтернативки».
– Зачем вы сегодня устроили бойню на Станции? – вмешалась Дайяна. – Мы изо всех сил старались не допустить ничего подобного…
– Чемберлен, Мюнхенское соглашение и так далее, – со всей доступной иронией ответил я. – Умиротворение агрессора. Не нужно лицемерить, мадам! Это неприятное твое качество я отметил при самой первой встрече. С вашими силами вы свободно могли пресечь агрессию в первый же час! Мы втроем навешали им от души, долго будут красными соплями отхаркиваться. А вы со всеми оборонительно- наступательными способностями сбежали в этот райский уголок. Да растерли бы их, как дерьмо сапогом, и вся забава… Бронеходы, флигеры, еще что-нибудь. Девочек своих в бой ввели! Хорошие ведь девочки, тренированные…
Я прихватил рукой за талию ближайшую, только что поставившую перед нами очередной, пыхающий паром кофейник. Она удивительно походила на встреченную мной в Гватемала-Сити кинооператоршу из малоизвестной миланской компании. Северные итальянки иногда бывают чрезвычайно хороши. Не то что всякие сицилианки, калабрийки и даже неаполитанки.
Правда, та Франческа (или – Франциска), подзабыл уже, была лет двадцати шести-семи, этой – от силы девятнадцать. На вид. Сколько на самом деле – не нам судить.
– Тебя как зовут? – спросил.
Девушка не то чтобы испуганным, но вопрошающе-настороженным взглядом обратилась к Дайяне. Я, внимательно наблюдавший, уловил чуть заметное движение ресниц «хозяйки». Мэм-саиб, если учитывать ее наряд.
– Анастасия, – ответила красотка.
«Уж не на роль будущей наследницы престола ее прочили?» – мельком подумал я. Почему и нет?
– Из пулемета стрелять умеешь?
– Умею, – приятным, в меру низковатым голосом ответила девушка.
Я убрал руку с плавного закругления бедра. Сквозь ткань юбки отчетливо прощупывались застежки и прочие элементы нижнего белья. Ну, совершенно как на танцах двадцать лет назад. Ради этого на них и ходили. Сволочь ты, старая бандерша, беззлобно подумал я, опять поворачиваясь к Дайяне.
– Видишь – умеет. И бронеходы водить наверняка умеет. У вас таких не меньше сотни наберется, я правильно считаю?
– Даже несколько больше…
– Ну вот, а мы – втроем…
– Я должна была прежде всего спасти Базу и своих воспитанниц. Вы убили… – Она замялась, не зная, как понятным образом обозначить пришельцев.
– Кванги называют их ахамбовомбе, мы – для простоты – монстрами. Они начали первые. Дальше…
– Нам хватило и вашего вторжения. Больше не надо. Этих… может нахлынуть тысяча, много тысяч. А ты видел, какие еще исполнительные механизмы у них имеются?
– Видел, мадам, видел. В том числе и такое, что вам никогда не захочется увидеть, при всей вашей искушенности…
«И почувствовать», – добавил я про себя, изнывая от необходимости сохранять позу и кураж. Тоска сжимала сердце и пыталась свести судорогой лицевые мышцы. Сейчас совершенно к месту было завести пластинку с записью «Танго смерти» («Маленький цветок» в советском издании). Саундтрек к фильму пятидесятых годов. Под эту музыку герой фильма пьет коньяк и танцует в баре с девушкой, получив телеграмму, что в больнице далекого города умирает его мать. Сделать ничего нельзя. Поездом ехать трое суток, а самолеты туда не летают. Осталось клин клином вышибать.
Глазами я показал Дайяне, что неплохо бы выйти, вдохнуть холодного воздуха. На лоджию или дальше. Эта «генеральша» с первой встречи вызывала у меня, кроме настороженности и чувства постоянной опасности, определенный личный интерес. Согласен, слегка извращенный. В сравнении с весьма одаренной в этом отношении Ириной и Сильвией даже в ней имелся едва ли не запредельный эротический заряд. На меня он не подействовал раньше, когда она его включила, сейчас – тем более, но ощущать я его ощущал. Как электрик – напряжение в кабеле, с которым работает.
Я, слава богу, и до нынешней депрессии не был сексуально озабоченным. Скорее наоборот. Работая на Перешейке, где агентессы ЦРУ, других разведок и обычные беспартийные шлюхи: белые, креолки, мулатки и иные, стоило зазеваться – нагло лезли руками в штаны и сами раздвигали ножки, как в фильме «Основной инстинкт», я ухитрялся сохранять презрительное самообладание. Помню – Первый советник посольства, человек ужасно компетентный, выкатив нольседьмую бутылку «Столичной», старательно добивался, не гомик ли я.
– Николай Макарыч, – отвечал я ему, довольный, что хоть за пьянство меня не привлекают, опрокидывая пятую бесконтрольную и бесплатную рюмку. – Делу партии и правительства я настолько предан, что известный предмет готов завязать узлом. Как отец поверьте (а он по возрасту как раз в отцы мне и годился), с молодых лет умел внутренний блок ставить. Дочка завотделом ЦК нашего КПСС (фамилию не скажу) в новогоднюю позднюю ночь и даже ближе к утру (при этих словах я плеснул в глотку еще рюмку. Надо же соответствовать!) платьице снимала и остальное хотела…
– Ну и? – с загоревшимся взглядом спросил советник.
– Отринул!
– Да ты что? Дочка завотделом? Красивая хоть?
Для пожилого человека, дотягивающего предпенсионный срок в затруханном посольстве никчемной страны, мои слова пробудили нечто вроде гумилевского:
Усталому от дурацкой службы советнику это то же самое. Алмазов ему не досталось, и вместо ятагана только авторучкой размахивал.
– Страшила, Николай Макарович, непроходимая. Ужас, летящий на крыльях ночи. Даже непонятно, откуда у настоящего коммуниста
Сарказма он не понял. Да ему и незачем.
Выпили еще.
– Если б такое нормальный человек сказал, я бы удивился. А вот тебе – верю.
– Почему я и сижу тут с вами, а не в большом кабинете с видом на Смоленскую площадь.
Он сглотнул сразу грамм двести – служба, что поделаешь. Вдруг за компанию на чем другом расколюсь.
– Только, Андрей, гусей дразнить не нужно. Веди себя, как все. А то, на хрен, майоры из Москвы первым делом мулаток трахают, будто за тем и приехали, и мне же на тебя доносят, что Маркса по ночам читаешь и имеешь наглость не к месту цитировать… Ты лучше на жену посла внимание обрати… Она красивых парней любит.
Женой посла я заняться не успел, пусть она тоже была не в моем вкусе, меня раньше выслали.
…Однако, стоя на лоджии и любуясь природой, я очень неправильно думал о стоящей рядом даме. Мы с ней пересекались четыре раза. Сначала она меня нагнула через колено. Как пацана.
