– Ладно, хорошо хоть не черные в жестяной оправе. Где Надя?
– Здесь, на этом же этаже.
Патрик сбросил одеяло и перекинул ноги через край постели.
– Пожалуйста, помоги мне, – попросил он. – Мой халат где-то здесь. Проводи меня к ней.
– С радостью. Вот, надень.
Военный полицейский на своем посту, у дверей, страшно растерялся, когда они вышли. Коретта пожалела его.
– Не волнуйся, – сказала она. – Мы далеко не уйдем. Это рядом. Пойдем с нами – будешь исполнять свой долг у соседней палаты.
Когда они вошли, Надя сидела в постели. На ней была белая больничная ночная рубашка.
– Кто это? – спросила она.
– Коретта. Со мной Патрик.
– Заходите, если хотите, – голос звучал устало, равнодушно.
– Я вас пока оставлю вдвоем? – спросила Коретта.
– Как хочешь, – сказала Надя.
– Не уходи, – сказал Патрик. – Прикрой дверь. Мы же были там все вместе. Мы все еще вместе.
Он ощупью нашел край кровати и сел. Когда он это сделал, Надя отодвинулась так, чтобы не касаться его. Это заметила только Коретта. Она посмотрела на их незрячие глаза и напрягшиеся тела, и ей вдруг захотелось плакать.
– Послушайте, – сказала она. – У меня кое-что есть для вас обоих, – она вытащила из кармана два каких-то пакетика.
– Что это? – спросил Патрик, ощупывая их.
– Конверты с марками первого дня. Вы же совсем про них позабыли. Вот что значит иметь военное мышление. Слишком привыкли, что для вас все делают. Ну а Коретта не может отвыкнуть от привычки присматривать за номером первым. И за своими друзьями. Когда нам подбирали костюмы, я взяла сразу сотню и положила в карман. Этого должно было хватить. Редкость – вот что больше всего ценится в марочном бизнесе, во всяком случае, мне так сказали. По двадцать пять на каждого. – Она больше не улыбалась, но они этого видеть не могли, поэтому она постаралась, чтобы голос ее не выдал.
– Ладно, Григорию теперь все равно. А остальные я разделила. Каждому из вас по тридцать три, и тридцать четыре мне – один, дополнительный, за комиссию. Уверена, они будут очень ценными. Спасены с горящего космического корабля с риском для жизни, края конвертов все еще коричневые от пламени…
– От какого пламени? – изумился Патрик.
– Я их немного опалила спичкой. Спорю, это еще по сотне долларов за каждый!
Надя, по-видимому, ничего не поняла; Патрик рассмеялся.
– Коретта, я бы сделал тебя своим коммерческим менеджером, если бы ты уже не была врачом. Сомневаюсь, что мне еще придется летать, так что лучше сразу подумать о бизнесе. Как ты насчет марочного бизнеса, Надя?
– Я в этом не разбираюсь. В России…
– Не возвращайся в Россию. Останься здесь, со мной. Он пошарил рукой по покрывалу, нашел ее руку и успел сжать ее прежде, чем Надя успела ее отдернуть. Голос его звучал хрипло. Именно эти слова и хотелось ему сказать с самого начала, но он нашел их не сразу: в такого рода вещах у него было маловато опыта.
– Теперь я вас все-таки оставлю одних, – вскочила Коретта.
– Нет, пожалуйста, не уходи, – сказал Патрик. – Я не вижу тут тайны – мы стали слишком близки друг другу. Надя, не уезжай в Россию. То есть я хочу сказать, останься со мной. Или давай я поеду с тобой, если хочешь. Правда, я могу предложить только свою военную пенсию и – марки Коретты.
– Патрик… – Надя повернулась к нему, словно пыталась его увидеть.
– Послушай, я люблю тебя. Я люблю тебя уже давно. ТЫ можешь, конечно, меня выгнать, но я просто хотел, чтобы ты это знала.
Надя заговорила не сразу.
– Что ж, предложение замечательное. А теперь иди.
– Ну послушай, какого черта! – Он был потрясен, не верил своим ушам. – И это все, что ты можешь сказать?
– А что ты хочешь, чтобы я сказала? О, благодарю вас, сэр, я так счастлива! По-твоему, когда мужчина так говорит, любая женщина должна броситься к нему на шею в восхищении от того, что теперь всю жизнь только и будет, что штопать носки и рожать детей? Не слишком ли ты много хочешь?
– От обычной женщины – совсем немного. Но, может быть, от пилота космического корабля и летчика- испытателя – действительно слишком много..
– Прекратите! – закричала Коретта. – Пока не наговорили друг другу слишком много! А то ведь и назад отработать невозможно будет. Послушайте доброго доктора. Патрик, одно только то, что ты любишь ее – в этом никто из нас не сомневается, – не может означать, что Надя немедленно перестанет быть тем, что она есть, забудет все на свете и будет готова поселиться с тобой в розовых кущах…
– Я знаю, что…
