— Ну эти, 'чужие'. Инопланетяне, то есть. Захватили управление станцией. И пытаются нас уничтожить.
— Топорков! Здесь, на Марсе, это мы — инопланетяне! И на сто гигапарсеков в любом направлении, других инопланетян нет, это даже нулеклассникам известно.
— А может мы — это уже и не мы? Может мы мутировали в кого-нибудь, и нам только кажется что мы еще прежние? — отчаянно понес чушь механик. — Я вот помню, у Бредбери читал — были они смуглые и золотоглазые… или наоборот?…
— Топорков, одень шлем, а то тебе голову сильно печет. — печально скомандовал Еремин, видимо потеряв надежду получить от нас хоть какую-то зацепку.
И тут меня осенило!
— Слушай, Топорков, а когда сеанс связи у станции с орбитальной?
— Ежедневно, в двенадцать нуль-нуль. — с кислой миной сообщил инженер-механик. — А что?
— И синхронизация баз данных — тогда же?
— Ну да. — он оживился и выжидающе посмотрел на меня.
— Хе-хе! — меня начало распирать от гордости за свою догадку. — Хо-хо!
— Инженер Воеводин! — рыкнул Еремин — Прекратить 'хехекать'! Что надумал? Выкладывай!
Но меня нельзя было так просто остановить.
— А вы еще не поняли?! Посмотрите туда! — я махнул рукой на станцию. — И сюда! — я ткнул на новенькую эмблему Советского Марса на наших комбезах.
— Мы и есть для нее — 'чужие'!
— Ну! — с сомнением произнес командир. — Мы граждане Марса еще с вчерашнего вечера. Если бы…
— Точно! — перебил я его. — Но до сегодняшнего полудня мы значились в базе данных станции как Граждане СССР! А в двенадцать часов станция получила с Всеобщего Информатория данные, что теперь Воеводин, Еремин и Топорков — граждане совсем другого государства.
— А-а! — крикнул Топорков, и забывшись хлопнул перчаткой себя по лбу и засохшие кусочки грязи полетели во все стороны.
Еремин сплюнул и выругался.
— Ну будем считать что с причиной разобрались. — обрадованно сказал Топорков. — А вот что дальше будем делать?…
Повисла неловкая пауза.
— Что, что… — наконец проворчал командир. — Сдаваться. Просить политического убежища.
— То есть как?! — опешил инженер-механик.
— Словами! — передразнил его Еремин. — Сообщение она кому передаст? Правильно, в Командный Центр. А Центр у нее кто? Правильно, наш СУП. Ну а там ребята сообразят — что к чему…
— Опять же — согласно конвенции о военнопленных, она нас будет обязана покормить. — ввернул я. Уж больно жрать хотелось.
— Но может лучше на дрезине, до Вымпела-6 добраться, там самостоятельно связаться с СУПом… Пусть в Информатории запись исправят… — не унимался возмущенный Топорков.
Еремин скептически посмотрел на него исподлобья и вздохнул.
— Ты что! Всеобщий Информаторий — это святое! — напомнил я механику — Кто разрешит туда неправду писать?! Даже и не мечтай!
— Тем более представь, как полторы сотни 'вымпеловских' над нами ржать будут. — проворчал наш командир. — Растрезвонят на весь Ближний Космос! Нет уж, дудки.
— Постойте, как же так! Неудобно получается. Гражданство — это все же… Не так что бы: вчера — сюда, сегодня- туда…
Еремин с иронией посмотрел на него, откашлялся и выдохнул:
— Граждане Марса! Сегодняшнее собрание экипажа биостанции КР-0-НА-93, посвященное вопросу определения суверенитета планеты Марс объявляю открытым.
Стук со стороны станции прекратился. Кибер сыпанул в гильзу удобрений, перемешал и стал делать пыж из пеноплазы.
— Присутствуют — ободренный этим, продолжил командир. — Инженер-биолог Воеводин, инженер- механик Топорков, командир экипажа Еремин!
Шум в наушниках смолк — станция подслушивала. Еремин объявил:
— Товарищи! Объявляется предложение: от имени присутствующих подать в Союзное Правление заявление, с коллективной просьбой о выдаче гражданства Союза Советских Социалистических Республик. Ставлю вопрос на голосование: кто за?
Я поднял руку и посмотрел на Топоркова — тот стоял, закрыв лицо ладонью и бормотал: 'Какой стыд… Нет, ну какой стыд…'. Я пихнул его локтем:
— Да ладно тебе, Михалыч! Ну не воевать же с этой железкой, в самом деле! Через неделю сюда Сто сорок вторая Молодежная бригада с Фобоса прибудет — двести душ; а у нас еще Большой Купол не выращен, и пищевой генератор не запущен!
Топорков не отнимая одной ладони от лица, вяло поднял вторую.
— Против? Воздержался? — подытожил Еремин, — Принято единогласно! Передачу заявления возлагаю на себя. Собрание объявляю закрытым.
Командир вытянул из-за ворота термомайку и отхватил нанорезкой порядочный кусок.
— Тэ-экс… Двадцать минут — сообщение туда, двадцать минут — сюда… Ну час-два, пока в СУПе поймут в чем дело… К ужину, полагаю, успеем.
Он поднял белый клок над головой и пошел на переговоры.
— Какой позор! — вздохнул Топорков. — Я представляю, что завтра напишут в 'Вестнике поселенцев': марсианские колонисты стали жертвами бюрократической машины и формализма! И не просто колонисты, а мы — первые граждане Марса!
— … а также первые участники боевых действий Марса, первые пленники Марса, первые перебежчики… — задумчиво проговорил я. — Полагаю 'Вестником' тут дело не обойдется; БСЭ — как минимум!
— Ты полагаешь?! — ужаснулся инженер-механик.
Я развел руками.
Гвор Виктор
081: Не бывает уважительных причин
Сергей
Август 2010, Центральный Кавказ.
Я лежу на носилках на краю вертолетной площадки и упрямо пытаюсь разглядеть горы. Гор не видно, положили неудачно. Вертолет уже здесь, в полусотне шагов. Док и Вовка закончат с формальностями, меня погрузят на борт и отвезут в город, в госпиталь. Сейчас инфаркт лечится. И инсульт лечится. Всё лечится. Только в горы уже не вернуться. Теперь одна дорога — на пенсию по инвалидности.
В город… Туда, где у меня никого и ничего нет. И никогда не было. Где нет гор, где некого и не от чего спасать, где мне никто не нужен, и я никому не нужен. Зачем? Господи, ты, тот, в кого я никогда не верил — если моя служба закончена, прими отставку того, кого всю жизнь звали твоим заместителем! Сейчас, пока я еще в горах. Зачем нужно послесловие?
И в шуме взревевшего двигателя вертолета успеваю явственно различить короткое: 'Принято'.
'Министерство чрезвычайных ситуаций Российской Федерации с глубочайшим прискорбием сообщает, что 18 августа 2010 года на пятьдесят втором году жизни от внезапной остановки сердца скоропостижно скончался заслуженный спасатель России…'
