требуются колонисты с жабрами для водяных миров или с ящеричной кожей для жарких, а то и люди- черепахи для миров с большей силой тяжести — оля-гоп, и пожалуйста! Создать целую новую популяцию, модифицированную физически и с сверхсознаниями, будет проще, чем испечь пирог.
Некоторые из этих генетических предсказаний, попахивающих чистейшей фантастикой, сбылись. Но не все — на беду для множества больных и несчастных людей, включая и моего маленького правнука Джона Ремиларда.
После того как Джека привезли домой, я за несколько месяцев узнал о человеческой генетике и генетической инженерии с ее ограниченными возможностями гораздо больше, чем мне хотелось бы знать. Просвещала меня главным образом старушка Колетт Рой, которая занималась терапией малыша с обнадеживающего начала в 2052 году до жуткой кульминации в 2054-м. Когда Колетт Рой согласилась следить за лечением Джека, ей было девяносто два года. Она принадлежала к Дартмутскому Кружку — той тесно сплоченной группе студентов с оперантными метаспособностями, которая в 1979 году взяла под свою опеку Дени, когда он, робкий двенадцатилетний вундеркинд, поступил в колледж. Как большинство членов Кружка, Колетт после получения диплома изучала в аспирантуре психиатрию. Позднее она работала вместе с Дени на новом факультете метапсихологии, ведя клинические исследования оперантов и субоперантов.
В 1985 году Колетт вышла замуж за Гленна Даламбера, также члена Кружка, скончавшегося в 2031 году. У нее с Гленном был один сын, Мартин Даламбер, ставший выдающимся генетиком и отцом троих детей — Аврелии, Жанны и Питера-Пола. Аврелия вышла за Филипа Ремиларда, а Жанна — за его брата Мориса. У Питера-Пола и его жены Элис Уодделл был один ребенок — Питер-Пол-младший (его все называли Питом), который стал одним из ближайших друзей Марка и, как и он, метапсихическим инсургентом.
После Вторжения Колетт под влиянием Мартина также занялась исследованиями и, как она считала, на закате своей жизни сделала вторую ученую карьеру, занимаясь генетическими аспектами высокоразвитых метаспособностей и читая аспирантам лекции, вскоре приобретшие мировую славу. Она поддерживала близкую дружбу с Дени и Люсиль и стала крестной матерью Поля Ремиларда. Дряхлея, она продолжала вести исследования даже и уйдя на покой и одной из первых прошла регенерационный курс в 2035 году. Ее омолаживание оказалось очень успешным, и в семьдесят пять лет она вновь обрела тело и мозговые клетки, какими обладала в тридцатипятилетнем возрасте.
Согласившись помочь маленькому Джеку, Колетт Рой знала, что берется за самую трудную задачу в своей долгой жизни. Хотя в три месяца младенец все еще выглядел совершенно нормальным, генетические дефекты внутри его клеток уже начинали программировать неизбежную смерть. Исчерпывающий анализ выявил у Джека не три роковых летальных гена, — как указывалось в поспешной и неквалифицированной оценке Северена, но тридцать четыре, причем некоторые из них никогда прежде у людей не обнаруживались. Любой из этих ущербных кирпичиков ДНК должен был убить малыша прежде, чем ему исполнилось бы пять лет. Все они ранее не поддавались генетической терапии, но Колетт не отступила, в надежде, что генетически Джек окажется таким же исключительным, как и метапсихически.
Биологически человек обладает более чем ста тысячами генов, «кодовых слов» ДНК, которые программируют каждую клетку в нашем теле: какую форму ей принять, какую выполнять функцию и в каком органе. Была составлена подробная карта человеческого генетического материала, но карта не всегда бывает надежной. Один ген необязательно заведует только одной какой-то функцией. Наоборот, гораздо чаще один ген связан с несколькими функциями или физическими особенностями. Свойство, которое генетики назвали плейотропией. (Бесчисленные проявления плейотропии все еще исследовались на исходе двадцать первого века.) В дополнение к плейотропии совершенно разные гены способны продуцировать одну и ту же функцию или особенность. И в определенных условиях — например, правильное или неправильное питание эмбриона или младенца, а также присутствие канцерогенов — гены могут воздействовать на организм совершенно по-разному. В довершение всего наш человеческий набор ДНК разнообразится таинственными «экстра», то ли завитушками, то ли помарками на «чертеже», которые кажутся абсолютно ненужными… кажутся.
Вступление человеческой расы в Галактическую. Эру открыло ей доступ к новой технологии, но не оказало существенного воздействия на генную инженерию. Ведь ей по-прежнему приходилось иметь дело с нашими, человеческими генами, а их взаимодействие оказалось куда более сложным, чем у остальных рас Содружества. Знакомство с наукой Содружества помогло точнее выявлять плейотропические человеческие гены, но поиски способов воздействия на них без нежелательных побочных эффектов при терапии шли очень медленно и длились долго.
Только в 2040 году в широкое употребление вошло замечательнейшее достижение генной инженерии, которое стали называть регенванной. Вдобавок к действительно необходимой (и очень дорогой) регенерационной терапии человека можно было перепрограммировать генетически: модифицировать мышечную массу и наследственное ожирение, «лепить» по-новому черты лица, исключить мужское облысение, изменить пигментацию. В период Симбиарского Попечительства и несколько десятилетий спустя, пока ваннотерапия не стала дешевой, надежной, самой обычной процедурой, чисто косметические или иные необоснованные изменения генов были запрещены законом. Однако люди есть люди, и те, у кого было достаточно денег, очень часто добивались своего в обход закона.
Даже при максимальной тщательности на протяжении двадцать первого века процедуры генной инженерии были сопряжены с риском, поскольку введение дополнительных генов в индивидуальную матрицу могло вызвать самые нежелательные последствия из-за еще не изученных моментов плейотропии. Приходилось считаться и с загадками психического самовоздействия, когда сознание влияло на то, как гены «выражали себя» — иногда к лучшему, а иногда и к худшему.
Некоторые генные комплексы, вызывающие серьезные уродства, абсолютно не поддавались исправлению. Как не поддавались воздействию и некоторые «хорошие» гены, которые пригодились бы для евгенического корректирования. Индивидуальные склонности, как-то: интеллект, талант — контролировались умопомрачительным взаимодействием более шестнадцати тысяч различных генов, что практически исключало возможность генной инженерии мозга. Как, вероятно, уже сообразил читатель этих мемуаров, не удавалось успешно воспроизвести и так называемый комплекс «генов бессмертия», наследственный в семье Ремилардов — за исключением, конечно, доброго старого способа, который именуется «половые сношения».
Тем не менее ко времени рождения Джона Ремиларда «плохие» гены, ответственные за множество наследственных болезней, были определены, и немалое их число поддалось варианту генной инженерии — соматической клеточной генотерапии. В тело пациента вводится ДНК, содержащая «поправку» ущербного гена, и, если все протекает нормально, генетическая матрица корректируется и возвращается к норме.
Однако ущербные гены сохранялись в половых клетках вылечившегося человека и могли передаваться по наследству. Чтобы навсегда избавиться от такой угрозы, требовался сложный и рискованный процесс генотерапии половых клеток. Генетической коррекции подвергалась сама хрупкая оплодотворенная яйцеклетка, так, чтобы все клетки развивающегося зародыша, включая и половые, несли в себе исправленную матрицу.
Этот вид генотерапии давал отличные результаты при эксперименте с растениями и некоторыми животными. Но в сложном человеческом организме результаты чаще были неудовлетворительными: ДНК воздействовала не на те, что нужно, хромосомы зародыша. Еще до Вторжения генетики пришли к выводу, что риск при этой процедуре далеко перевешивает возможную пользу, и от нее следует отказаться из этических соображений.
Симбиарское Попечительство подтвердило этот вывод и ввело позорные Статуты Размножения с целью воспрепятствовать распространению генетических дефектов, наиболее вредоносных для человечества в целом. Все люди были обязаны пройти генетическую проверку и лишь тогда получали разрешение иметь потомство. Тем, у кого генетическая карта была наиболее безупречной — особенно оперантам, — рекомендовалось иметь как можно больше детей; остальных ограничивали одним ребенком. Людей с генетическими дефектами ставили в известность о перспективе успешной генной терапии и о риске, которому они подверглись бы. Носители же наиболее вредных генов по закону вообще не имели
