побуждение, своего рода метапринуждение, которое экзотические расы Содружества признают, хотя и не понимают. В старину люди бы сказали, что вами двигал Бог. И возможно, не ошиблись бы.
Он поднял глаза на Роги.
— Ты не хотел нарушать закона, помогая ей. И также действовал под принуждением… двойным. Во-первых, Марка Ремиларда, а во-вторых… ты сам знаешь кого.
Тереза удивленно повернулась к старику.
— Но ты ни словом не обмолвился…
Дэвид Макгрегор принудил ее умолкнуть.
— Я считаю, что обстоятельства позволяют помиловать вас обоих без каких-либо условий.
Тереза вскочила, обливаясь слезами радости, бормоча слова благодарности. Открылась дверь, вошел Барт Зигфилд, осторожно взял ее под руку и увел. Дверь за ними закрылась.
— Я тоже хотел бы поблагодарить тебя, — сказал Роги, вставая и протягивая Дэвиду руку.
Но Макгрегор словно не заметил этого и сделал старику знак сесть. Лицо у него стало очень серьезным.
— Мы с тобой еще не кончили, Роги.
Роги снова вздохнул. Только один некто мог сообщить Дэвиду Макгрегору, какие побуждения им руководили — не говоря уж о побуждениях Терезы… Какую, интересно, тренировку прошел Дирижер у лилмика?
Дэвид Макгрегор улыбнулся.
— Тяжелую, мой милый. Чертовски тяжелую. Но подробности тебя не касаются, хоть ты и сам немножко этого попробовал.
— Ха! — воскликнул Роги, и у него загорелись глаза.
— Мне от тебя нужен не дух товарищества, — сказал Макгрегор резко. Он даже не улыбался. — А что-то совсем другое, и ты мне поможешь, иначе тебе придется очень плохо.
Роги уставился на него, разинув рот.
— Возможно, — продолжал Макгрегор деловым тоном, — тебе неизвестен фокус кое-кого из Ремилардов: никого не впускать в свое сознание, делая вид, будто оно открыто для принудительного зондирования. Мы нашли против этого средство, как скоро убедится ваша компания. Однако на это потребуется время, поскольку Магистрат обязан соблюдать все процедуры и законы, управляющие сбором информации, как это ни скучно. Но в определенных ситуациях Дирижер имеет право обходить кое-какие формальности. И, заполучив тебя, так сказать, в свою паутину, я выбираю более простой и прямой способ получения информации.
— О чем ты это? — проблеял Роги.
Макгрегор словно не услышал его.
— Самый простой и безболезненный способ для тебя — добровольно рассказать мне всю правду, а затем раскрыть свое сознание и дать мне проверить, действительно ли это правда.
— Но ты же только что оправдал Терезу и меня…
— Преступление Терезы меня больше не интересует. Ты мне расскажешь о том, что несравненно важнее. Можешь согласиться, а можешь отказаться. И тогда я применю мой особый психозонд, впрочем, все еще весьма топорный инструмент, даже после практики у лилмиков. Я заранее согласен, что, примени я свой зонд к Полю Ремиларду или к его старшему сыну, у меня мало что получилось бы. Но гарантирую, что твой мозг навсегда превратится в комья овсянки, если ты вздумаешь сопротивляться!
— Господи помилуй! — воскликнул Роги. — Просто скажи, что тебе приспичило узнать.
— Все, что тебе известно о том или о тех, кто убил Бретта Макаллистера и мою жену Маргарет Стрейхорн. Или, клянусь Богом, ты выйдешь отсюда полоумным.
Дэвид Макгрегор солгал.
Он признался в этом, когда Роги, весь потный от страха, выложил все, что знал о Фурии, Гидре, Викторе, маленьком Джеке и семи смертях. После того как Роги немного оправился после этого испытания (с помощью четырех стопок выдержанного виски), Дэвид сказал, что конечно же не стал бы зондировать старого букиниста так, чтобы испепелились его мозги.
— Хотя мне это вполне по силам, старина, — дружески сообщил Дирижер. — Мои способности к психопринуждению и воздействию обладают прямо-таки мерзким потенциалом, а лилмики научили меня паре фокусов. Но я ведь человек добрый, мухи не обижу, да и мои полномочия не позволяют мне крушить сознания направо и налево, хотя при допросах граждан Земли мне предоставлено больше свободы, чем Магистрату.
Роги возмущался и стонал, что с ним обошлись так нечестно, но Дэвид ответил только, что хотел добраться до тайны этих убийств наиболее быстрым и несложным способом — а именно через Роги. Законы Содружества запрещали психозондировать Магнатов Консилиума вроде Династии Ремилардов — без веских на то оснований, но простому гражданину некуда было деваться, если Дирижер решал докопаться до чего- то.
— А теперь и ты получишь от меня кое-какую информацию, — сказал Дэвид, все еще улыбаясь. — И непременно сообщи ее членам своей семьи. К концу месяца человеческий Магистрат будет иметь новый прибор, способный точно определить, говорят ли правду или лгут даже самые великие умельцы экранироваться. Благодаря тебе у нас появились юридические основания для допроса семи ремилардовских Магнатов. Если они согласятся добровольно пройти испытание на приборе здесь, в моем кабинете, так, чтобы мне не пришлось передавать дело в Магистрат и затевать долгую юридическую волокиту, все будет проделано строго конфиденциально. Ничья репутация ни на йоту не пострадает — естественно, если они невиновны. И — опять-таки благодаря твоей помощи — мы знаем теперь, какие именно вопросы им задавать.
— Расчудесно! — с горечью отозвался Роги. — Теперь к списку моих грехов я могу добавить еще и стукачество.
Добродушное выражение исчезло с лица Дэвида Макгрегора, оставив каледонский гранит.
— Черт побери твою нежную совесть! Важно одно: найти чудовищ, которые убили мою бедную Мэгги и остальных. Найти — и отправить прямиком в ад! Так и сообщи своей драгоценной Ремилардовской Династии!
33
ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Выступление Терезы на открытии сезона в роли китайской принцессы Турандот, чье ледяное сердце растопила любовь, стало одним из ее величайших сценических триумфов. Она благоразумно избрала роль, позволявшую ей явиться во всем блеске сценического таланта, как вокалистке с великолепным голосом, словно бы не знающей никаких трудностей. Никто не заметил, что голос этот уже не так гибок, как в дни ее юности, или что высочайшие ноты, когда-то прославившие ее, звучали теперь редко. Ее Турандот была победоносным возвращением на оперные подмостки, и, если критики и заметили, что она все-таки уже не прежняя, упоминать об этом они не собирались, не то ее восторженные поклонники их линчевали бы.
Вся семья, включая Поля, съехалась в Нью-Йорк, чтобы присутствовать на премьере, а после долгой заключительной овации, когда весь зал аплодировал стоя, он кинулся к ней в уборную, обливаясь слезами. К большому огорчению ее поклонников и не менее большому раздражению репортеров, они оставались там взаперти почти час. Вышли они под руку с растерянными улыбками на лицах, под иронические аплодисменты и свистки. Маленький Джек на спине Марка, видимо, телепатировал ему что-то такое, от чего его старший брат покраснел до корней волос.
На следующий день Поль переехал в хановерский семейный дом.
Тереза подписала контракт еще на семь выступлений в этой опере на протяжении октября и начала ноября, проводя эти недели между Нью-Гемпширом и Нью-Йорком, а Поль присутствовал на всех
