Я сел и взял чашку трясущимися руками.
— Патронов у меня всего две коробки. И я понятия не имею об охоте. Мой спорт — походы с рюкзачком, и я всегда придерживался правила: живи и жить давай другим. И вообще в таких горах… черт побери… Ну, не знаю. Наверное, придется спуститься в долину…
— Конечно! — бодро согласилась она. — Видишь? Ты уже мыслишь конструктивно. А теперь вставай, милый. Я зарядила чтеца справочником Алана Фрая «Как прожить в лесах». Пока будешь завтракать, почитай охотничий раздел — он просто чудесный. А я подберу для тебя и другие книги.
Я застонал и выбрался из спальника. Книги! А впрочем, они же помогли мне восстановить хижину и изготовить лыжи, а Терезу научили, как ловить зайцев, обдирать их и резать шкурки по спирали, чтобы получить материал для ковриков. Из справочников я узнал, что ружье следует держать на холоде, потому что в теплой хижине на металлические части оседает влага и они ржавеют, а Тереза где-то вычитала, что для стряпни и отопления дрова требуются и сухие и сырые — для меня этот практический совет явился полной неожиданностью. Да мало ли каких еще полезных сведений мы набрались из дискобиблиотеки и нашли им применение.
Что ж, почитаю, помолюсь, а завтра пойду на охоту.
Укрылись мы в краю, где ледников, пожалуй, больше, чем где-либо еще в Северной Америке. Почти со всех сторон Обезьянье озеро окружали крутые горные склоны и непроходимые ледяные поля. Отправиться на охоту можно было только двумя путями: по каньону Обезьяньей речки, уводившему на восток, в глубину заповедника, или от противоположного конца озера — на северо-запад. Эта дорога огибала язык огромного ледника Файле, опускалась в долину довольно большой реки Нойк и вела по ее берегу к океанскому заливу. Вспомнив каскады Обезьяньей речки, я было решил направиться на северо- запад. Обезьянье озеро лежит на высоте 1400 метров над уровнем моря, и, выбрав этот путь, я бы, пройдя всего четырнадцать километров, опустился на 850 метров ниже в лес, где наверняка зимуют вапити. Туша одного такого лесного великана полностью разрешила бы все наши проблемы с едой… при условии, что у меня хватит сил дотащить мясо вверх по склону к озеру.
Однако видеотопографическая карта заповедника, которую мы позаимствовали у Билла Пармантье, говорила о том, что путь этот не только очень крутой, но и почти безлесный, так что ближе речной долины рассчитывать на дичь не приходится. К тому же, выбрав этот путь, я выйду из-под защиты горы Джекобсен и окажусь в полной власти бешеных ветров, задувающих с Тихого океана.
Второй возможный путь — от восточного берега озера вниз по Обезьяньему каньону — на всем спуске был окрашен зеленым цветом леса вплоть до текущей на север реки Талчако в восемнадцати километрах от озера. Теперь температура и днем и ночью ниже нуля, и, значит, речка уже замерзла, а потому спускаться будет не слишком трудно. С другой стороны, долина Талчако лежит на относительно большой высоте. Но все равно, решил я, у меня больше шансов встретить крупное животное недалеко от озера, если пойти по каньону. Один Бог знает, какую добычу я там найду, но зима лишь вступала в свои права, и, возможно, я набреду на медведя, еще не залегшего в берлогу, или на оленя.
Я приготовился уйти рано утром. Уложил возле крыльца внушительную поленницу, чтобы Терезе было удобнее, и строго-настрого приказал ей не ходить по крутой скользкой тропе к озеру за водой, а растапливать снег. Она испекла мне с десяток пухлых овсяных лепешек с начинкой из сухофруктов. Еще я захватил несколько пакетиков суповой смеси — питательности на грош, но все-таки можно будет выпить еще что-нибудь, кроме горячей воды или чая. В рюкзак я уложил плассовый брезент, побольше плассовых мусорных мешков, котелок, чтобы кипятить воду, маленький топор, большой нож, точило, моток веревок, патроны и палатку. Спальник и подстилку привязал сверху, а зажигалку и швейцарский походный нож Терезы сунул в карман. Нож ведь включал и пилу. А потихоньку от Терезы налил в запасную фляжку рома.
— Сколько времени займет твой поход? — спросила она.
— Столько, сколько потребуется. Не дальнируй меня, если не возникнет острой необходимости. Если нас еще разыскивают, это может тебя выдать.
Она кивнула. Ее лицо осталось безмятежным. На ней был джемпер из бизоньей шерсти, джинсы, расставленные в талии, и незашнурованные ботинки поверх толстых носков. Темные волосы, когда-то такие глянцево-блестящие, теперь потускнели от мытья простым мылом и были стянуты в «конский хвост». Но в остальном беременность не портила, а, наоборот, красила ее. И все-таки она выглядела такой беззащитной, что я отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
Когда я надел рюкзак, она поцеловала меня в щеку и сказала:
— Охота будет удачной, Роги. Все должно кончиться хорошо. Джек не сомневается, что будет жить и совершит великие дела. А значит, и мы останемся живы.
Я выдавил из себя смешок.
— Нахальный крошка наш Джек!
— О да. Эго у него удивительно здоровое. Мне уже приходилось объяснять ему, какими опасностями грозит гордость и сосредоточенность на себе. Джеку трудно понять, что я существую отдельно и у меня своя жизнь, а не просто любящая оболочка, единственное назначение которой — служить ему. Мысль, что в будущем другие люди будут тесно с ним взаимодействовать, все еще его пугает. Он… он склонен ассоциировать нематериальные сознания с опасностью. Думаю, ты понимаешь почему.
— Ну, я-то ничем не опасен. Не знаю, почему он робеет даже поздороваться со мной.
— Пока тебя не будет, я попробую втолковать ему, что общение с другими людьми — это залог выживания. Надо быть дружелюбным. Ему и мне есть за что благодарить тебя. Попытаюсь втолковать ему и это.
Моя рука в перчатке уже взялась за щеколду.
— Если я не вернусь через шесть дней, свяжись с Дени.
Ее глаза широко раскрылись.
— Нет!
— Надо, — сказал я как мог настойчивей. — И не откладывай, иначе он улетит на Консилиум Орб. Дени, наверное, придумает, как тебя спасти. Сознание у него, Тереза, просто невероятное. Обычно об этом забывают, потому что он всегда старается держаться в тени. Даже собственные дети его недооценивают. Но метакоэффициент некоторых его способностей выше, чем у Поля. Во всяком случае, способности принуждать. И я знаю, что он крайне не одобряет наиболее тиранические аспекты Попечительства. Думаю, он охотно рискнет ради тебя и Джека, если ты сумеешь убедить его в метаисключительности малыша.
— Нет! — воскликнула она снова. — Дени такой холодный. Я боюсь его глаз. Он будет думать только о семье, вот как Люсиль. Я не доверяю никому, кроме тебя и Марка!
— Марк не прилетит, — угрюмо отозвался я. — А меня может подстерегать неудача.
Она крепко прижала ладони к своему животу и зажмурилась, стараясь сдержать готовые хлынуть слезы.
— Неудачи не будет! А теперь иди, Роги. Иди. Я буду ждать тебя.
Пожав плечами, я открыл дверь и вышел под пасмурное утреннее небо. Несколько минут я провозился, надевая лыжи. Потом снял со стены винчестер, зарядил его, закинул за плечо и отправился в путь. Температура была немногим ниже точки замерзания воды. Дым из нашей трубы поднимался столбом всего лишь на несколько метров, а затем растекался по воздуху почти горизонтально. Из чего следовало, что атмосферное давление падает и скоро погода преподнесет неприятный сюрприз. Глубина снега была сантиметров тридцать, и я без особых затруднений шагал по замерзшему озеру к истоку Обезьяньей речки. Гора Джекобсен пряталась за черными тучами, которые словно мчались впереди меня, но я даже не подумал повернуть назад. Ветер дул мне в спину, и это казалось добрым предзнаменованием. Ну а если повалит снег, я просто заберусь в палатку и пережду.
Пять часов спустя, когда я одолел парочку километров очень крутого спуска по Обезьяньему каньону, начался буран.
Миновав озеро, я начал спускаться по каменистым уступам, образовавшим каскады, пока река оставалась полноводной. А теперь под ледяным покровом воды струилось совсем немного. Каньон внезапно расширился в том месте, где почти замерзший водопад изливал две-три тоненькие струйки в
