человеческие, а чаще нет, багровые взоры их выражали почтение, страх и злобу, но только не любовь и не радость… Прочь, холопы…
– Остановись, ты прошел достаточно. Остановись! – Негромкий медленный бас звякнул угрозой, и Денис подчинился.
– Да, Отец, я слушаю тебя.
– Ты своеволен.
– Да, Отец. Это плохо или хорошо?
– Глуп, если хочешь зацепить меня мелкой людской казуистикой. Я недоволен тобой.
– Ты всегда мною недоволен, с тех пор как я появился на свет.
– Да, ибо лучшее из возможного не было достигнуто.
– Кем не было достигнуто? Мною?
– Ты дерзок, и я гневаюсь.
– Прости, Отец.
– Ты преклонил колени, но верен ли ты Мне в сердце своем?
– Возьми мое сердце, Отец, и проверь, если хочешь. Я верен Тебе!
– Ты думаешь, что верен. Это не одно и то же.
– Прикажи – и исполню!
– Нет смысла в повторении приказов. Ты должен найти и уничтожить другого, созданного, чтобы найти и уничтожить тебя.
– Я сделаю это!
– Но не сделал. Прошедшая ночь, Прежняя Ночь помогла бы тебе, но ты не сумел.
– Отец…
– Тварь ли вековечная сбила тебя со следа своими умствованиями и никчемушными намеками, сам ли ты слишком слаб и человечен, но ты не смог.
– Кстати, о твари. Отец, она говорит… Верно ли, что моя мама…
– Верь Мне. Я верну ее тебе потом на некоторое время, пока она тебе не надоест…
– Никогда не надоест.
– Молчи. Она человек всего лишь, и будет лучше, если ты, мой Сын, осознаешь это раз и навсегда.
– Этого я никогда не осознаю.
– Глупцом я уже называл тебя сегодня, нет смысла в повторах. Тебе пора.
– Но я…
– Девчонку убери прочь от себя.
– Нет.
– Немедленно.
– НЕТ!!!
– Ты просил приказать тебе? Чтобы исполнить?
– Отец, я верен Тебе.
– Так что же?
– Тебе нужна моя верность или покорность приказам?
– Ты весь смердишь человеческой сутью, источаешь ее, и это печально. И непоправимо. Ступай.
– Диня… Диня…
– Что, что такое…
– Ты так ужасно стонал. Мне даже показалось, что ты плачешь прямо во сне.
– Что я – девчонка, чтобы плакать?
– Не знаю, мне даже страшно стало. И Морик сел прямо у изголовья, сидит и смотрит на тебя, и видно, что беспокоится и жалеет. А глаза у него светятся! Я хотела шторы отдернуть, но… не стала. А что тебе снилось?
Денис приподнялся на локтях, нахмурился.
– Й-йелки… Только что все отчетливо помнил… Короче, это был конкретный кошмар… Но о чем?.. Единственное помню, что я разговариваю и хочу увидеть – с кем? Но не могу подойти, не могу сфокусировать зрение… И что-то такое жуткое должно произойти, я что-то должен сделать… И все. Хорошо, что разбудила. А, и еще Морки с Ленькой рядом нет, во сне.
– Леньки? А кто это?
– Гм, гм… Язык мой – фак мой… Ленька – это наш семейный телохранитель, в прошлом моя персональная нянька. А сам он – паук из древнейших времен. Боишься пауков?
– Ну так… Умеренно.
– Короче – он есть. При случае – покажу, когда попривыкнешь ко всякому-разному. Он здоровенный и очень послушный. Не то что этот красноглазый в перьях! Я помню, Морочка, помню… Мне обязательно надобно будет его сегодня покормить. Но это я сделаю без тебя, чтобы вас обоих не смущать.
– А что он ест?
– Свежедобытый протеин с витаминными добавками. Ты уверена, что хочешь выслушать более подробные объяснения?
– Вполне… В смысле, я уже поняла достаточно, не продолжай. А можно мне его погладить или на руки взять?..
– Ну… Если ты его погладишь при мне – он стерпит. Ну лучше пока не стоит.
– А кто у тебя предки? И где они?
– Запретный вопрос. Они умерли, погибли. И говорить я об этом не в силах, иначе сойду с ума. Все, перешли на другую тему, Маш, я прошу…
– Извини, дорогой… Я понимаю, у меня тоже…
– Я с собой, на всякий случай, баксов взял несколько тысяч… Можем разменять и купить нормальные коньки, чтобы в прокате не брать.
– Нет, в прокате прикольнее. Если понравится так кататься, тогда посмотрим. Я поставлю чай?
– Лучше бы кофе? Есть?
– Конечно есть, ты сам же выбирал. Но растворимый.
– Но быстрый. Туалет, душ, макияж… Форейторы уже на запятках?
– Кто?
– Конь в авто. Пронто, пронтиссимо, бэйба… Впереди великие дела!
– Ах, Динечка, ты просто великолепен в этих больших трусах: вылитый Рикки Мартин, пожалуй даже полтора Рики Мартина. Этот мужественный взгляд, эти развернутые плечи, эта гордая голова… на цыплячьей шейке… Ай!.. Пусти, раздавишь… элегантный денди-сленг… ой!.. А ты машину водишь?
– Естессно. Пятисотый «мерин» в гараже. Ты хочешь, чтобы мы «верхами»? Ну на машине?
– Как раз нет. Меня еще в школе прибабахнутой считали, но я люблю пешком ходить. А в машине меня укачивает. Давай зайдем на секундочку, я хочу карандаши посмотреть…
– Со мной не укачает. В бутике посмотришь. Вылечим, не бойся… Но я тоже предпочитаю пехом. В кино пойдем?
– Пойдем.
– А на что?
– Все равно.
– Ну что ты так скачешь, Маша? Чисто коза?
– Потому что мне чисто весело. Поэтому я чисто скачу! Динь, наклонись, я тебе кое-что очень-очень важное скажу… Серьезно… Ближе… Диня… Знаешь… а ведь я теперь падшая женщина, утратившая невинность…
Денис, доверчиво подставивший ухо и голову под щекочущий шепоток, возмущенно выпрямился, весь красный, а Маша вновь уже запрыгала вокруг него, по-балетному размахивая руками.
– Ты шизофреник в юбке! Нет, люди, гляньте на нее!.. Поглядите-ка, честные берендеи! Что она, бесстыжая, говорит мне, простому неиспорченному юноше, учащемуся вуза!..
– Сам такой… Ну тише…
– А-а! Теперь – тише? Испугалась!
– Да, у меня тахикардия. И мне срочно необходимо мороженое, чтобы ее вылечить. По типу эскимо. И я
