«А как, по-вашему, я оплатила пересылку?» — спросила Мария.
Под заголовком был столбик телефонных номеров длиной во всю страницу — региональные почтовые учреждения, экспресс-почта, бюро приема жалоб и заявлений, служба контроля. А вот и то единственное, что вселяло надежду, — «Отдел „мертвых“ писем», отдел писем, которым не суждено ни найти адресата, ни вернуться к отправителю.
«Я не так глупа, — сказала Мария, — чтобы отправить бандероль по своему адресу».
Да, это было бы глупо, подумала Терри. Разговор с Марией все время не шел у нее из головы — упражнения той в логике могли быть либо бездумной и бессердечной игрой, либо попыткой выведать, насколько мысли Терри близки к истине.
Не очень близки, знала Терри. Но была уверена: ее исходная посылка та же самая, что и у Марни Шарп, — когда Марк Ренсом умирал, кассеты были у него.
Терри сняла телефонную трубку и набрала номер.
— Отдел «мертвых» писем, — ответил женский голос.
Терри представила себе ее: негритянка, полная, средних лет, флегматична по причине однообразия справочной службы.
— У меня вопрос.
— Для этого мы здесь и находимся, мэм.
— Я хотела узнать, что будет, если отправить посылку, не написав полный адрес. Или совсем не написав адреса.
— Это зависит… — Женщина закашлялась. — Извините, не проходит чертова простуда. Не обойтись, видимо, без лекарств. Это зависит от того, насколько ценной она нам покажется.
— А как вы это определяете?
— Вскрываем. Если там просто письмо и нельзя понять, кому оно предназначено, выбрасываем. Если что-то более или менее ценное, какое-то время храним.
— Как долго?
— Обычно три месяца.
Терри вспомнила, что прошло около пяти недель с тех пор, как Мария Карелли застрелила Ренсома.
— А что потом?
Она услышала подавляемый звук чиханья.
— Потом продаем на аукционе, — ответила женщина. — Если никто не покупает, отдаем кому-нибудь или просто выбрасываем. А в чем дело, что вы потеряли?
Терри не отвечала — пыталась представить себе судьбу кассет Марии на аукционе.
— Кассеты, — произнесла она наконец. — Такие, как от автомобильного стерео.
— Ага, такие мы храним.
По голосу чувствовалось, чтщо разговор прискучил и уже был в тягость ей. Мгновение подумав, Терри спросила:
— Если я вам их опишу, вы не посмотрите?
Ответом было молчание.
— Вы уже звонили о кассетах? — поинтересовалась наконец женщина. — Несколько недель назад?
Терри была удивлена:
— Нет, это не я была. Я никогда прежде не звонила.
— Так здесь не бюро находок, мэм. Вам надо — идите на почту и смотрите сами. Вы почтовый индекс места отправления знаете?
— Знаю, что это из Ноб-Хилла.
Снова молчание, потом приступ кашля.
— Я думаю, это отделение О, — прохрипела женщина. — Ван-Несс-авеню. Смотрите там.
Свидетель был круглолиц, в очках с толстыми стеклами, с белокурыми волосами, спадающими на лоб челкой. Лицо его было довольно умным, но добродушным, говорил он басовито, неторопливо, внушительно, с едва заметным южным акцентом. В нем ощущалась какая-то особая мягкость.
— Кто такой доктор Джордж Бэс? — спросила шепотом Терри.
Пэйджит настороженно смотрел на доктора.
— Не знаю.
— Итак, вы психиатр, — уточнила Шарп, — имеющий лицензию в штате Флорида?
Бэс кивнул:
— Верно.
Пэйджит почувствовал нервное прикосновение Марии к своей руке.
— Что это значит?
— Давай послушаем, — резко ответил он. — Если этот парень — психиатр Ренсома, буду протестовать.
Шарп вышла вперед.
— И Марк Ренсом был одним из ваших пациентов?
— Да, он бывал у меня всякий раз, когда приезжал в Ки-Уэст. Посещал меня года четыре, последний его визит был примерно три месяца назад.
— Когда он впервые пришел к вам, какова была причина?
У Бэса был слегка огорченный вид.
— Собственно, особой причины сам он не назвал. Было больше разговоров вокруг да около.
— И в чем же было дело?
— В женщинах и в его отношении к ним. — Бэс нахмурился. — Мне пришлось потратить немало времени, чтобы узнать, в чем суть дела.
— И что же выяснилось?
Бэс помедлил.
— Все дело в импотенции. Марк Ренсом больше не мог совершать половые акты с женщиной.
Послышался гул изумления. Пэйджит резко встал.
— Протестую, — выкрикнул он. — Свидетель говорит с чужих слов. Требую прекратить дачу показаний.
— Ваша Честь, — заявила Шарп, — мисс Карелли обвиняет в попытке изнасилования человека, который, как нам только что сказал доктор Бэс, был импотентом. Защита не имеет оснований утверждать, что мистер Ренсом лгал об этом доктору Бэсу.
— Я не могу это знать наверняка, — ответил Пэйджит. — Но и доктор Бэс тоже. Он не должен давать показания.
Кэролайн Мастерс подалась вперед:
— Может быть, это покажется парадоксальным, но признано удивительным, что представляется свидетельством, достойным внимания. Доктор Бэс может пролить свет на состояние умственных способностей мистера Ренсома, да и вопрос его сексуальной потенции тоже очень важен. Протест отклоняется.
Сев, Пэйджит увидел страх в глазах Марии: Бэс мог стать важным свидетелем, и предполагаемая импотенция Марка Ренсома разрушала версию защиты.
— Неудивительно, — пробормотала Терри, — что Джонни не смог найти ни одной женщины.
Пэйджит молчал, размышляя о том, как долго Шарп могла знать все это. До показаний Мелиссы Раппапорт, решил он, а возможно, и до своей обвинительной речи. Это в корне меняло его представление о состоянии дела.
Шарп придвинулась к свидетелю вплотную.
— Была ли импотенция мистера Ренсома следствием какого-нибудь физического недостатка?
— Мистер Ренсом говорил мне, что эрекция у него бывает, но всякий раз, когда он пытается совершить половой акт, она исчезает. Ренсом чувствовал, что по совершенно непонятной причине он становился как бы другим человеком.
