виновной. Но уничтожь эту кассету, Крис. Пожалуйста.
Пэйджит смотрел на нее, не отвечая. Потом встал:
— Ты не вправе просить меня о чем-либо, Мария. Можешь только надеяться.
И, решительно повернувшись, вышел.
4
— Как дела, папа?
Карло стоял в дверях библиотеки. Он старался говорить беззаботно, но Пэйджит отметил, что у него рассеянный взгляд, как у человека, который провел много времени в раздумьях, да и голос у него был слишком спокойный. Пэйджиту не хотелось смотреть на него.
— Я очень устал. — Пэйджит повертел в руке бокал с вином. — И мне надо многое обдумать.
В голосе его не было радушия, и у него не было желания проявлять его. Он не знал, как себя вести: успокаивать Карло сейчас было выше его сил, лгать, придумывая что-то, он был не в состоянии. Все, что требовалось ему от кого бы то ни было, — чтобы от него ничего не требовали.
Но Карло не знал этого. Он вошел в комнату, щелкнул выключателем люстры.
— Без света эта комната какая-то жутковатая.
Сделав глоток, Пэйджит заметил:
— Я сам в состоянии найти выключатель.
Карло помолчал, как будто пытаясь понять его настроение. Тихо спросил:
— Думаешь, она виновата?
Пэйджит не обернулся.
— Тебя, Карло, это интересует, а я ею сыт по горло.
— Боже мой! — Карло повысил голос, и слова прозвучали с неожиданным напором: за легковесностью юности угадывалось что-то новое. — Почему ты так ненавидишь ее? Что она тебе такого сделала?
Гневный тембр, которого Пэйджит никогда прежде не замечал у Карло, оживил в душе воспоминание: так же говорил и Джек Вудс в тот последний вечер, когда они стояли лицом друг к другу и между ними была Мария Карелли — их любовница. Эта мысль заставила Пэйджита обернуться к Карло.
Вид мальчика испугал его. Он как будто стал старше, у него был орлиный нос человека, которого Пэйджит презирал, а эти голубые глаза совсем не походили на его, Пэйджита, глаза.
«Как я не замечал этого раньше?» — подумал он.
— Потому что, как она всегда говорила, — ответил он Карло, — я бесчувственный ублюдок.
Мальчик смотрел на него, не узнавая.
— Ты думаешь, что она виновата.
Виновата бесконечно, промелькнуло в голове Пэйджита. Виновата в том, что вот перед ним сын, и это больше не его сын, и все же он сердится сыновьим гневом.
— Я тебя сюда не звал, — произнес Пэйджит. — Что тебе нужно от меня? Чтобы я рассказывал тебе, какая она чудесная?
Карло покраснел:
— Почему ты сердишься на меня? Ни о чем я тебя таком не просил.
Пэйджит усмирил свое раздражение, сделав глубокий и долгий выдох.
— Знаю, что не просил, — проговорил он бесцветным голосом.
Карло смотрел на него.
— Вчера в суде ты был застигнут врасплох. Но она здесь ни при чем.
— Я ее и не обвиняю. Просто меня тошнит от людей, которые все хотят переложить на меня.
У Карло окаменело лицо:
— Как я, например?
— Как твоя мать. У меня такое ощущение, что я всю жизнь расхлебываю ее неприятности. — Пэйджит снова понизил тон. — Все это достаточно сложно и очень личное. Ты не поймешь.
— Расскажи, попытаюсь.
— Нет, — мягко сказал Пэйджит. — Благодарю тебя.
— Ты не хочешь переложить это на меня. — Голос Карло был груб. — Ты думаешь, что ты один? Мне тоже непросто, ты знаешь. Она — моя мама, а я должен жить с тобой.
— Извини, я очень переутомился, — вежливо ответил Пэйджит. — Ты предпочел бы не жить здесь?
Карло засунул руки в карманы.
— А ты предпочел бы, чтобы я ушел?
Он произнес это дрожащим от обиды голосом.
— Я не хотел этого разговора. И сейчас не хочу его.
Карло отвернулся.
— Я просто хотел поговорить с тобой. Можно было говорить о чем-то другом.
В голосе Карло была просительная интонация. Пэйджит вдруг увидел перед собой не Джека Вудса, а забытого всеми семилетнего мальчика.
— Извини. Этот случай измучил меня. Кажется, сверх всякой меры.
Карло посмотрел на него глазами Джека Вудса:
— Марк Ренсом был неприятным типом.
— Дело не в Марке Ренсоме.
— Тогда что у тебя с ней?
— Прошлое.
— Пятнадцать лет — достаточный срок, чтобы забыть все плохое. У нее больше нет ненависти к тебе.
— Ничего ты о нас не знаешь, Карло. Я напрасно взялся за это. Наверное, будет лучше, если Мария найдет себе другого адвоката.
Карло удивленно смотрел на него:
— Сейчас?
— Да.
— Но ты не можешь так поступить. В последний день!
Пэйджит снова взглянул ему в глаза:
— Мы уже обсудили это с ней. Она предоставила решать мне.
Карло молчал, стараясь понять, что за этим скрывается.
— Что же это такое, чего я не знаю?
Лгать было бесполезно.
— Много всего.
Карло сел. Спросил тихо:
— Она созналась в убийстве?
Бессмысленный разговор, подумал Пэйджит: убийство Марка Ренсома никак не влияло на отношения между ним и матерью Карло.
— Она убила его, — ответил Пэйджит. — Вопрос был в том, убила ли она его в целях самозащиты.
— «Был»… Значит, ты уже не думаешь, что она невиновна?
Вопросы раздражали Пэйджита — его больше не занимало, сам ли Марк Ренсом виноват в своей смерти. Но была лишь одна возможность объяснить это Карло — сказать правду: твоя мать лгала сенату. Она лгала и на этом процессе. Я покрыл ее ложь пятнадцать лет назад и завтра — если все еще буду ее адвокатом — снова буду покрывать ее ложь. И, кстати, ты не мой сын. И вообще я считаю, что она слишком много лжет.
— Я не думаю, что она планировала убийство, — устало произнес Пэйджит. — Дело в другом —
