сомневаюсь, что смогу хорошо защищать ее. Она тоже так считает.
— Из-за истории с этим психиатром?
— Нет. Из-за нас самих.
— Из-за нас, — повторил Карло. — О чем-нибудь она тебя когда-нибудь просила? Ты вот сидишь, рассказываешь мне, какой она всегда была для тебя обузой, но ведь ее никогда и близко возле нас не было. А теперь, когда она попала в такую беду и действительно нуждается в твоей помощи, ты говоришь, какая она плохая.
Пэйджит встал:
— Черт возьми, я не собираюсь обсуждать это.
— Мы будем обсуждать это. — Карло поднял к нему лицо, его голос дрожал. — Ты прогнал ее, так? Она всегда была здесь нежеланной гостьей.
— Прекрати, Карло. Сейчас же прекрати.
— У меня никогда не было мамы, потому что ты не хотел, чтобы она у меня была. Ты хотел, чтобы я принадлежал только тебе. Теперь, когда я снова могу потерять ее, ты и пальцем не хочешь пошевелить. — Карло помолчал, вздохнул и заговорил медленнее. — Я всегда уважал тебя. Но теперь вижу, какой ты эгоист. Ты говоришь, что тебя тошнит от мамы? Так вот, меня тошнит от тебя.
Пэйджит сжал кулаки, окаменев от обиды и ярости.
— Ты не имеешь права так говорить, Карло! Ты и представить не можешь, как мало у тебя на это прав!
Лицо Карло исказилось от гнева:
— Не кричи на меня. Кто ты такой, чтобы так разговаривать со мной?
Резким движением Пэйджит схватил бокал с вином. Бледное лицо мальчика было в трех футах от него. Неожиданно Пэйджит повернулся и швырнул бокал в пальму за окном.
Когда зазвенело разбитое окно, Карло вздрогнул, но не пошевелился.
— Тогда не разговаривай, — тихо бросил Пэйджит и ушел из дома.
Фары автомобиля Терезы Перальты прорезали тьму.
Пляж был пустынен. Полная луна отдавала океану чуточку своего света — серебро на обсидиане, — мерцающего на некрутой волне. Но песок был беспросветно черным, словно пропитанным нефтью. На кромке пляжа, ярдах[41] в ста от себя, Терри увидела фигуру человека, устремившего взгляд в океан.
Машин поблизости не было. Она остановила свой автомобиль там, где кончалась дорога, вышла. Человек оглянулся на звук хлопнувшей дверцы.
Она пошла к нему. Песок податливо расступался под подошвами. Ночь была тепла, она ощущала лицом легкое касание бриза. С тихим шорохом набегали на берег волны.
Мужчина стоял, выжидал, как будто не зная, кто она. Руки он держал в карманах и выглядел на фоне лунного света очень юным и одиноким. Подойдя ближе, она увидела, что он не переоделся после процесса — рукава рубашки были закатаны, узел галстука ослаблен, воротник расстегнут. Он казался слишком молодым для той жизни, которую уже прожил, и для тех переживаний, которые жизнь ему уготовила. Единственное, чего ей хотелось сейчас, — поддержать его.
Она остановилась в двух футах от него, глядя снизу вверх.
— Как все перемешалось, — сказал Кристофер Пэйджит.
Терри кивнула. После многочасовой бесцельной езды по автомобильным дорогам он позвонил ей из машины якобы для того, чтобы объяснить, почему долго не давал о себе знать. По его скупым словам, сказанным равнодушным тоном, она поняла, что Пэйджит чувствует себя совершенно потерянным.
— На этот пляж я приезжаю, — заметила она, — когда становится невмоготу. Но ни разу не была здесь ночью.
Пэйджит смотрел на нее.
— Были проблемы с Ричи?
Терри задумалась. Это она, не Пэйджит, предложила встретиться; но не время сейчас рассказывать о ее отношениях с мужем, и, возможно, никогда такое время не наступит. Лучше всего сказать просто, что тот не очень возражал, не объясняя причину: Ричи начал беспощадную кампанию, чтобы удержать ее. Цитирует всякую нравоучительную литературу, взывает к ее семейному чувству, убеждает, что семейный корабль можно подлатать, если она будет стараться так же, как старается он. Это порождало в ней ощущение усталости и вины за умершие чувства. Она поняла, что, выйдя из-под влияния Ричи, заставила его изменить позицию. Теперь уже он добивался второго шанса, который Терри вовсе не спешила ему предоставить. То, что он отпустил ее без возражений, было его новой тактикой: Терри чувствовала, что когда он снова привяжет ее к семье — он добивался второго ребенка, — Кристофер Пэйджит станет мощным оружием в его руках.
— Ричи все правильно понимает, — отозвалась она. — Он знает, что у нас много работы.
Она помолчала, заглянула Пэйджиту в глаза:
— Ведь у нас много работы?
Он устало пожал плечами:
— Не знаю.
— Что случилось, Крис?
Пэйджит не ответил. Отвернулся, руки по-прежнему в карманах, пошел вдоль кромки воды. Терри поняла, что ей нужно идти с ним; они шли молча, где-то, у самых их ног, плескалась вода, за спиной оставался мост Золотых Ворот с одинокими огоньками автомобилей, двигавшихся по нему. Слева был скалистый склон холма, еще выше сбегали к воде украшенные лепниной дома — именно такими представляла Терри города на холмах Италии. Пэйджит, казалось, ничего не замечал, он был погружен в молчание; начав говорить, смотрел на полоску песка перед собой.
Говорил он около часа.
Рассказал ей все — монотонным голосом, не щадя ни себя, ни других. Когда закончил и они повернули назад, к Золотым Воротам, Терри почувствовала себя обессиленной.
— Что вы собираетесь делать?
— Не знаю. Как будто что-то рухнуло. Не знаю даже, с чего начать.
Мгновение Терри смотрела на него.
— Это несправедливо, Крис. По отношению к вам.
— Вы имеете в виду Карло?
— Все.
Пэйджит устало пожал плечами:
— Карло ничего не знает. И если я захочу сочувствия и справедливости, то искать ее надо теперь в другом месте. Это теперь территория Марии.
Терри пошла с ним рядом.
— Она — его мать, Крис. Когда нет одного из родителей, ребенок привязывается к тому, кто позволяет ему забыть об этом. Видимо, так и у Карло.
Пэйджит снова пожал плечами, как бы сбрасывая с себя эту неприятность:
— Ростом Господь большим наделил, а разумом — малым. В таком случае, почему бы и не Мария?
Он хотел казаться фаталистом, но в голосе его звучали усталость и горечь. Она ждала, что? он скажет еще.
— Восемь лет расспросов, — произнес он наконец. — Но по-настоящему мы ни разу не говорили о его матери или о том, почему он живет со мной. И сегодня прорвало. — Он помолчал и закончил, понизив голос, как будто выносил приговор самому себе: — Боже мой, какой же я был дурак.
Терри придвинулась к нему.
— Вы ничего не можете сделать, чтобы изменить прошлое, — сказала она успокаивающим голосом. — Теперь мне бы очень хотелось, чтобы я никогда не находила эти кассеты, но уже ничего не сделаешь. Так и вы ничего уже не можете изменить в том, что ждет нас завтра.
Пэйджит смотрел в сторону.
