— Вы хотите, чтобы я с ней встретилась?
— Да, мне бы очень хотелось. — Пэйджит помедлил. — Наверное, у вас сегодня был нелегкий день, но вы замечательно потрудились.
Терри слегка улыбнулась:
— Все нормально.
Она вышла на крыльцо, взглянула на улицу, обсаженную деревьями. Трехэтажный дом в ночи был окутан мраком. По улице шла женщина с огромной собакой, то появляясь в свете уличных фонарей, то снова исчезая в тени. Терри скрестила руки на груди, как бы защищаясь от холода.
— Где ваша машина? — спросил Пэйджит.
Она не обернулась.
— Недалеко отсюда. Квартала полтора.
Пэйджит смотрел на нее.
— Позвольте проводить вас до машины?
Терри помолчала, потом просто сказала:
— Пожалуйста.
3
Шарп и Шелтон с Бруксом ждали в офисе. Неяркий утренний свет падал в кабинет из двух окон с видом на автостоянки и эстакаду. Пэйджит подумал, что вечером комната выглядела лучше.
— Как я понимаю, — оживленно сказал Брукс, — есть чем поделиться с нами.
Пэйджит кивнул:
— Моя помощница встречалась с бывшей женой Марка Ренсома. Оказывается, у Ренсома были некоторые узнаваемые странности.
Брукс поднял бровь:
— Тогда мы горим желанием выслушать.
По-разному, подумал Пэйджит, выражаете вы свое горячее желание: Брукс выказывает готовность к спокойной объективности, Шелтон выглядит заинтересованной, но, кажется, испытывает некоторую неловкость, а Марни Шарп, выпрямившись на стуле, скрестила руки на груди и показывает всем своим видом: из вежливости она готова выслушать, но ни времени, ни терпения для человека, к которому она не питает особого доверия, у нее нет.
— Если вкратце: у Ренсома была сексуальная одержимость Лаурой Чейз и навязчивая мечта — совершить изнасилование. — Пэйджит сделал паузу. — Мария Карелли стала жертвой этого.
Брукс позволил себе выразить некоторое изумление:
— И все это говорит его жена?
— Более или менее.
— Выкладывайте-ка нам все.
Пэйджит кратко изложил то, что узнал от Терри, — пусть история сама говорит за себя. Его не прерывали. Выслушав, Брукс присвистнул:
— Кристофер, так это же все переворачивает!
Пэйджит увидел, что Шелтон рассматривает свои руки, а нелюбезный взгляд Шарп стал напряженно-сосредоточенным.
— Согласен, — сказал Пэйджит. — Мария не в состоянии так объяснить то, что делал с ней Ренсом, как эта история.
Шарп тряхнула головой.
— Лично мне она ничего не объясняет, — медленно сказала она. — Даже если эта Раппапорт согласится выступить в суде, в чем у вас нет уверенности, сомневаюсь, что ее показания могут быть приняты в качестве доказательства.
— Могут быть приняты? — Пэйджит обернулся к Шарп. — Мы же все-таки не в суде. Нам важно установить истину.
Выражение лица Шарп стало непроницаемым; она заговорила назидательным тоном:
— А для меня важно, насколько все это имеет отношение к делу. Вы говорите об имевших место сходных, но более ранних по времени актах. Мелисса Раппапорт соглашалась в них участвовать. Это не изнасилования, и, следовательно, то, о чем рассказала ваша клиентка, не должно рассматриваться как секс без обоюдного согласия. Довод, который не будет признан судом, не может удовлетворить и нас.
В этом «нас», подумал Пэйджит, уже притязание на авторитетность. Он сделал паузу, чтобы успокоиться и ответить с подобающим тактом.
— Не надо быть такой педантичной, Марни. Есть такая вещь, как психологическая достоверность. Две разные женщины в разное время столкнулись с чем-то очень странным в поведении Ренсома. Этот довод в пользу Марии Карелли я приведу на суде в качестве доказательства — именно он дает возможность почувствовать правдивость того, о чем рассказала Мария. Как раз его и нужно обсуждать, коль скоро речь идет об изнасиловании.
Шарп одарила его внимательным взглядом. По тому, как прокурор молча смотрел на нее, Пэйджит понял, что Марни играет все более ведущую роль в следствии, а Брукс переходит от роли обвинителя к роли третейского судьи, ревностно блюдя при этом лишь свои собственные интересы.
— Она согласится дать показания? — спросил Брукс.
Пэйджит повернулся к нему:
— Не знаю, Мак. Надеюсь, до этого не дойдет. Это страшно неудобно, и не только для Мелиссы Раппапорт.
Тот мгновение размышлял над сказанным.
— Если ты думаешь — мы понимаем, что ты хочешь этим сказать, — наконец заметил он, — то ошибаешься.
Пэйджит видел, что прокурор полностью разделяет его мнение и лишь притворяется непонятливым, чтобы заставить его, Пэйджита, вслух произнести то, что понятно им обоим.
— Говоря о неудобстве, я имел в виду Джеймса Кольта.
Брукс улыбнулся понимающей невеселой улыбкой.
— Того, который погиб, — поинтересовался он, — или того, который намерен стать губернатором?
— Обоих, — ответил Пэйджит, — и всех тех, кто любил отца и поддерживает сына. Включая вдову Кольт и ее очень богатое семейство. Никто из них, как вы понимаете, не горит желанием, чтобы вы присоединили далеко не восторженные воспоминания Лауры Чейз к семейным анналам Кольтов.
— Эта пленка, — вмешалась Шарп, — станет известна публике, как только издатель Ренсома найдет кого-нибудь, кто закончит книгу. Чем бы ни руководствовалась ваша клиентка, именно она способствовала тому, что будет распродан миллионный тираж биографии Лауры Чейз. Урон семье Кольтов будет нанесен в любом случае, и не по нашей вине.
Пэйджит знал, что это правда. И если Марии будет предъявлено обвинение, ее историю свяжут с историей Лауры Чейз, а потом в поле зрения досужей общественности попадет и Карло. Он снова осознал, в какое безвыходное положение поставила его Мария, единственный способ защитить Карло — не допустить обвинения его матери.
Пэйджит медленно повернулся к Бруксу:
— Я думаю, ты слушал запись.
Брукс подтвердил:
— Да, слушал.
— Если подойти к этому чисто по-человечески, — продолжал Пэйджит, — как ты чувствовал себя, слушая голос Лауры Чейз, рассказывающей о Джеймсе Кольте, который наблюдал, как его дружки имеют ее по очереди?
Мгновение прокурор молчал. Шелтон смотрела в окно невидящим взглядом. Пэйджит понял, что она
