— Я ни о чем тебя не просила. Неужели ты не помнишь?
— Это не так, Мария. Просьба была. Но еще до рождения Карло.
Ее глаза широко раскрылись:
— Так вот в чем дело? Хочется получше выглядеть в собственных глазах? Сделанного не вернешь, и тебе придется мириться с этим. Сожалеть поздно.
— Я это превосходно понимаю, — холодно бросил Пэйджит. — Но для Карло пока еще не поздно. Вот через пару лет будет поздно.
Два бокала красного вина, которые принес официант, так и стояли перед ними нетронутые.
— С каких это пор, — спросила наконец Мария, — ты стал разбираться в воспитании детей? Да, я всегда понимала: проблемы существуют — я ведь знаю своих родителей. Можешь не верить, но мне неприятно, что я вынуждена оставить его там еще на пару лет, пока не упрочится мое положение на работе. Но потом все пойдет по-другому. Почему ты вдруг решил, что лишь один знаешь, как надо поступить?
Пэйджит решил сменить тактику.
— Ты ошибаешься. — Его голос был спокоен. — Не я так решил. И какого-то соперничества между нами нет. И не может быть — ради Карло.
— Он мой сын, Крис. Я не могу от него отказаться. Это же элементарно.
— Не совсем так. С Карло нельзя обращаться, как с неодушевленным предметом. Хотя, если он останется в доме твоих родителей, он может им стать. — Пэйджит повысил голос. — Черт возьми, а ведь когда я звонил тебе, я рассказывал, как обстоят дела, как будто тебя это могло интересовать!
— Припоминаю. — Она бросила на него скептический взгляд. — Нет, в самом деле, это какая-то нелепость. Ты никогда не хотел быть отцом, никогда не хотел Карло, и до недавнего времени он значил для тебя меньше, чем любая из твоих драгоценных картин. Такой разговор мог лишь присниться.
Пэйджит не отрываясь смотрел на нее.
— Тебе, Мария, надо окончательно определиться: кто я такой — плохой родитель, который никогда не хотел иметь ребенка, или человек, от которого ты сама отказалась, как от отца своего сына? Меня не устраивает, что выбор твой диктуется сиюминутными потребностями. Особенно если речь идет об этом мальчике.
Выражение лица Марии неуловимо изменилось, как будто она принуждала себя сохранять выдержку.
— И долго, — наконец спросила она, — ты об этом думал?
— Сколько мог, сколько время позволило. Но не столько, сколько хотелось бы. — Пэйджит уставил взгляд в бокал с вином. — Ясно, что Карло нужен репетитор, нужны спорт, воздух, движение, и прежде всего — любовь и внимание.
Он поднял глаза на Марию:
— Кто-нибудь, кто каждый день внушал бы Карло, что он в этой жизни самый главный.
Она легко улыбнулась:
— Создается впечатление, что для тебя это возможность искупления вины или крестный путь. Да, ты был бы хорош во время крестного пути.
— Это не крестный путь. Просто требуется много времени и немного отзывчивости. — Пэйджит снова помолчал. — То есть то, чем всех нас одаривают только родители.
— И то, что ты вынужден давать один. — Мария подалась вперед. — Скажи, твоя мисс Павлова знает об этих прекрасных намерениях?
— Если ты имеешь в виду Андреа — нет, не во всех деталях. Но я уверен, мы с ней договоримся.
— О, «я уверен». — Мария язвительно усмехнулась. — Могу себе представить. «С возвращением, моя любовь, с шестидневных гастролей в Питсбурге, где ты танцевала „Жизель“. Карло и я на игре его Малой лиги, но ты можешь нас потом найти в „Макдональдсе“». Разумеется, если в Сан-Франциско есть Малая лига. Есть там Малая лига?
— Должна быть.
Мария покачала головой:
— Честно говоря, впечатления, что ты все хорошо продумал, нет. Прекрасно понимаю и твою реакцию на моих родителей, и то, почему ты сразу прилетел в Париж. Но все это не может быть достаточным основанием, чтобы менять жизнь Карло.
Неожиданно у Пэйджита появилось ощущение, что Мария испытывает его, а возможно, даже пытает — он не мог бы сказать, что вернее. Это будило в нем надежду и отчаяние.
— Мне с ним хорошо. Не знаю почему, но хорошо. Остальное приложится.
Она взглянула на него:
— Просто тебе в твоем теперешнем состоянии нужно, чтобы кто-то был рядом. Если это так, тебе следует сосредоточить внимание на домашнем очаге. Как обстоят дела у тебя в семье? Я вынуждена спросить об этом, потому что ты, кажется, всерьез намерен создать этот сандвич с моим сыном посередине.
Какое изящное сравнение, хотелось ему съязвить. Но перед ним была мать Карло, и он не мог не сказать правды.
— У Андреа, — медленно проговорил он, — повышенная требовательность к эмоциональному комфорту. Все хорошо до той поры, пока я могу его создавать.
— А не кажется ли тебе, что прежде надо было поговорить с ней, а потом уже нервировать меня всем этим?
— Я уже поговорил. — Пэйджит сделал паузу. — Самое подходящее слово для определения ее реакции — «отстраненность».
Мария нахмурилась:
— В таком случае рассчитываю, что ты откажешься от своего намерения и вернешься к прежней жизни.
— Невозможно. Я слишком много времени провел с Карло. Пусть я покажусь жестоким, но Андреа не вправе принимать за меня это решение. Если же она поступит так и Карло пострадает, нашему супружеству конец. Я ей об этом сказал.
Мария рассматривала его лицо. А между тем день сменился вечером и облик толпы определяли мужчины и женщины в деловой одежде. Официант явно ждал, что они либо будут пить вино, либо уйдут. Пэйджит игнорировал его.
— Нет, я против, — наконец заявила она.
Он возмутился:
— Но почему?
— Потому что как только Карло появится у тебя, твой брак можно считать расторгнутым. И ты станешь отцом-одиночкой, который обременен маленьким сыном и мучается по поводу развода. Карло будет чувствовать себя виноватым, а ты в глубине души будешь сердиться на него. — Взгляд Марии сделался твердым. — Чем эта жизнь лучше той, которую я смогу обеспечить ему через пару лет?
— Честно?
— Конечно.
— Он в горе — по причине, о которой я рассказывал тебе по телефону, ты превосходно ее знаешь. — Пэйджит заговорил совсем тихо. — Кроме того, для этого мальчика я буду хорошим отцом. Если бы я не был в этом уверен, я бы не сидел сейчас здесь.
Мария вздохнула:
— Уезжай домой, Крис. Сохрани свою семью. Через два года я избавлю Карло от моих родителей. Я же сказала тебе, когда он родился, — ты уже достаточно сделал для меня.
Пэйджит посмотрел ей прямо в глаза со всей твердостью, на которую только был способен:
— Вот мы и подошли к завершению нашей дискуссии.
После небольшой паузы Мария спросила:
— Что ты имеешь в виду?
— Бумаги, которые я подготовил. Они дают мне право на законном основании стать опекуном, и есть у меня, разумеется, довод, чтобы убедить тебя подписать их. Ради деликатности сошлемся на
