Принес вату, перекись водорода и большой кусок бинта. С величайшей осторожностью — почти благоговейно — приподнял подол моего платья и приложил к царапине перекись. Щипало — я невольно вздрогнула. Он участливо посмотрел на меня и спросил: «Больно?» Я ответила: «Немного», и следующее прикосновение было едва уловимым.
Терри опустила взгляд:
— О чем-либо связанном с сексом я и не помышляла, но, помнится, подумала тогда, что такая нежность способна пробудить чувственность. — Помолчав, добавила тихо: — Ричи на такую нежность не способен.
Она смолкла — вновь во власти происходившего.
— Когда он стал бинтовать, — наконец заговорила она, — делал это очень заботливо, забинтовывал потуже, чтобы повязка не сползла. А потом вдруг засунул руки мне под платье и спустил мои трусы ниже колен.
Было что-то в безмолвии Пэйджита, от чего Терри запнулась, что-то оборвалось в ее душе.
— Это произошло так быстро, — почти прошептала она. — Нет, в самом деле, я и опомниться не успела…
Пэйджит молчал. Она провела ладонью по глазам.
— Наверное, самое скверное то, что я совершенно не сопротивлялась. У меня нет никакого оправдания, даже такого, как у Марси Линтон. Я просто окаменела. «Нет», — сказала я ему. А он повалил меня на кровать и надавил локтем мне на горло. И уже оказался между моих ног. Я была для него легкой добычей. — Она коротко вздохнула. — Не успела закричать, как он вонзился в меня.
Глядя на звезды, Терри с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.
— Потом он стоял между моих ног, смотрел на меня сверху вниз. Когда он сказал, что мне никто не поверит, я сообразила, что Урбина и раньше не раз проделывал подобное. Он действовал безошибочно и очень тщательно выбирал свою жертву.
Терри судорожно сглотнула:
— Поняв, что я никому ничего не скажу, он позволил мне надеть трусы. Стоял и смотрел, как я их надеваю. Он знал, какой будет моя реакция, сказал он мне, потому-то и решился на это. А потом заявил, что мне пора уходить.
Она прислонилась лицом к холодному стеклу.
— Не помню, как я доехала домой, — никак не могла прийти в себя. Ричи стал допытываться, почему я так долго. Изводил меня попреками за то, что трачу время на Стива Урбину, забыв о семье. Я не отвечала, и Ричи — перепады настроения у него просто удивительные — вдруг повеселел. Захотел непременно сфотографировать меня в летнем платье. Помню, я пыталась улыбаться в объектив. — В голосе Терри послышалось изумление. — Он говорит, что это его любимый снимок. До сих пор висит у него над компьютером.
Она обернулась к Пэйджиту:
— В ту ночь Ричи два раза имел меня. Я еще подумала тогда: один раз для себя, другой — за то, что была у Стива Урбины. Я никогда никому не рассказывала. Не смогла бы объяснить это. И не могла видеть его, — сказала она с пересохшим горлом. — Не могла даже заставить себя называть его по имени. Написала ему записку, в которой отказалась от работы у него, отказалась и от аспирантуры. Не знаю, чего больше боялась, — того, что снова увижу Стива Урбину, или того, что Ричи как-нибудь узнает.
Она удивленно покачала головой.
— Чувствовала: это случилось по моей оплошности. Поэтому-то и стала вести дела по изнасилованиям — чтобы понять. И узнала, как много женщин, с которыми случается такое, гораздо больше, чем представляется людям. Но я никогда не говорила об этом. Ни с кем.
Терри помолчала, опустив взгляд.
— Дело не в том, что боялась, просто мне даже и в голову это никогда не приходило. И как только я могла просить об этом Марси Линтон?
Пэйджит смотрел на нее.
— Да как же вы можете порицать себя за это?
— Но ведь я позволила случиться такому. И, защищая других, не смогла защитить себя.
Отвернувшись к окну, Пэйджит стал вглядываться в ночь.
— Я ненавижу это, — тихо произнес он. — Ненавижу из-за вас.
Терри едва заметно пожала плечами.
— А почему, — спросил Пэйджит, — вы не рассказали об этом своей маме? Не думали же вы, что и она станет обвинять вас?
В тоне его голоса не было осуждения, лишь недоумение и желание понять ее самое, а поняв — разобраться и в том, что случилось с ней.
— Нет, — ответила Терри. — Я так не думала. Мне кажется, я не хотела, чтобы мама знала. Я пришла к тому же, что и она: я не доверяю Ричи, иду на все для сохранения мира в семье. Ради нас обеих я не рассказывала ей об этом.
Пэйджит обернулся к ней:
— Но кому-то вы все-таки собирались рассказать?
— Вам, — прозвучал тихий ответ. — Я собиралась рассказать вам.
6
Тереза Перальта вышла из-под душа.
Ричи, обернувшись, смотрел на нее. Странно, подумала она: он сколько раз уже видел ее наготу, но почему-то сейчас это было ей неприятно.
Все еще глядя на нее, он положил зубную щетку.
— В постельку сейчас? — спросил он. Она завернулась в полотенце.
— Мне надо еще высушить волосы и снять тушь с ресниц. Немного расслабиться. Был долгий перелет и два очень долгих дня.
Ричи бросил на нее косой взгляд, слишком хорошо ей знакомый.
— Кажется, не так уж и часто мы встречаемся с тобой последнее время. — Он в раздражении повысил голос: — Я не кто иной, как твой муж. Именно я, а не Кристофер Пэйджит.
Терри не понимала, почему чувствует себя виноватой.
— Я знаю о том, кто ты, — устало вымолвила она. — И знаю, что ты — мой муж. И за все шесть лет после свадьбы никогда не забывала об этом.
Ричи молчал. Терри, отвернувшись к зеркалу, снимала тушь с ресниц.
— Почему ты не позвонила вчера вечером?
Чувство вины обрело конкретность — появилась возможность оправдаться.
— Было очень поздно, и мне нужно было многое обдумать. Сам мог бы позвонить, если бы захотел. Я давала тебе номер.
— Он был с тобой?
— Нет, — голос ее звучал спокойно. — Просто не хотелось звонить.
Ричи упер руки в бока.
— Я не верю.
— Поверь, Ричи. Я никогда не изменяла тебе и не собираюсь. И что бы ты ни делал, ты не можешь заставить меня стать другой. Это моя суть.
Ричи стоял и молча смотрел на нее. Потом проговорил уже спокойнее:
— Я не хочу, чтобы ты работала с ним.
Терри с трудом переборола вспышку гнева.
— У тебя исключительное право на мое тело, Ричи. Но сам ты не в состоянии создать условия, в которых я могла бы содержать тебя.
Он вспыхнул:
