сейчас, вдвоем с подругой в комнатке, когда усталое тело с наслаждением отдыхало на мягкой кушетке, она снова и снова перебирала и восстанавливала в памяти события этого дня, возвращалась к допросу Шульца.
Как она растерялась! Не знала, что отвечать. Не будь Кости, она бы запуталась, и ей бы не выкрутиться. Он вовремя подоспел. Так же вовремя, как и в концлагере, как два месяца назад, когда помог избежать отправки в Германию. «Что им руководит?» — спрашивала она себя.
Фрося, стелившая себе постель, будто прочитала ее мысли.
— Скажи за все спасибо Косте. Кабы не он, несдобровать тебе.
Валя вздрогнула, удивленная совпадением мыслей.
— Это же он твою лебедку испортил!
— Как испортил?
Валя приподнялась на локте и с удивлением смотрела на улыбавшуюся подругу.
— Ты тогда как слепая стояла. А я-то видела, как он гайки отвинчивал.
— Неужели это он подстроил? Ведь могли заметить!
— Конечно, могли. Попадись он на глаза боцману — ему бы крышка. А не повреди он лебедку — тебе бы крышка.
Фрося легла в постель и затихла.
А Валя заснуть не могла. Оказывается, ради нее Костя рисковал жизнью, подвергал себя смертельной опасности! Если б заметили, как он отвинчивал гайку, не миновать бы ему застенков СД! Надо обладать большим мужеством, чтобы так поступить. Какой он чуткий, смелый, как умеет постоять за товарищей и за себя.
Самоотверженность, проявленная Костей, затронула самые нежные и чувствительные струнки девичьей души. Образ улыбчивого парня в матросской тельняшке, с коротким, немного смешным хохолком не покидал ее. Она всегда чувствует на себе его взгляды. Но почему, когда она случайно перехватывает их, он отворачивается, краснеет?
Валей вдруг овладело смутное предчувствие какой-то большой радости, ожидания чего-то. И даже во сне чуть заметная улыбка долго еще не угасала на ее истомленном, порозовевшем лице.
Предательство
I
Радио принесло волнующую весть: части Красной Армии освободили Тернополь, вышли к Днестру, бои идут у ворот Крыма — на Перекопском перешейке.
С раннего утра на Лабораторной Жора Гузов и Ваня Ливанов печатали двадцать пятый номер «За Родину». Александр спешил закончить воззвание к населению города. Лида сидела у окна и шила крохотный чепчик. Одновременно она следила за улицей, за Петькой, который сидел под забором на той стороне и что-то строгал. В случае опасности он должен был подать сигнал.
Сиял мартовский день. Снег сошел с холмов и полей. Только горные вершины были еще покрыты сверкающими на солнце снежными шапками. Земля оттаяла. У заборов пробивалась первая весенняя травка.
Мостовая грохотала. Расплескивая лужи, мчались на север тягачи с пушками, грузовики, набитые солдатами, продовольствием и фуражом. Фашисты спешили с подкреплениями фронту.
Заметив старосту, проходившего под окнами, Лида напряженно ждала, не раздастся ли стук. «Нет. Не к нам», — облегченно вздохнула она и бросила взгляд на мужа. Александр смотрел в окно на садик, террасками взбиравшийся в гору, и машинально приглаживал расческой волосы. Высокий, худой, негнущийся.
Лида вспомнила их первую встречу. Произошла она в дни обороны города. Александр был старшиной-артиллеристом в полку Богданова. Подтянутый, молодцеватый, веселый. А сейчас? Выправка и походка те же, а вот виски уже посерели. И это в двадцать шесть лет? Лицо одутловатое, с желтизной от недоедания, взгляд синих глаз холоден, скрытен. Впрочем, чему удивляться? Почти уже два года в оккупации!
А она? В двадцать два почти старуха: щеки ввалились, у глаз и рта морщинки. Как она смертельно устала! Но теперь уже скоро. Фашисты мечутся. Говорят, городской голова уже сбежал из Севастополя.
Лида подошла к мужу, провела рукой по мягким светло-русым волосам.
— Кончай скорей, — прошептала она и снова заняла свое место.
Ее внимание привлек Петька. Он поднялся и, прикрывая глаза от солнца, смотрел в направлении станции. Лида повернула голову и увидела четырех полицейских, пересекавших шоссе и направлявшихся к их дому. Первым ее порывом было предупредить мужа, но она решила выждать.
Но Петька вдруг снова присел на корточки под забором и с беззаботным видом начал стругать палку. Лида откинулась на спинку стула и почувствовала, что вся дрожит.
Вот уже почти год она не знает ни минуты покоя. Все началось с того дня, как они с Сашей решили приютить у себя Людвига.
Однажды в споре с Жорой и Ваней Людвиг воскликнул: «Если бы мне не грозил расстрел, я не был бы с вами!». Да, в подполье Людвиг человек случайный. Его привели в подполье фашистский террор и страх за свою жизнь. Хорошо, что его уже переправили к партизанам.
Неделю назад вернулся от партизан Вася Осокин, и Саша стал подготавливать вторую группу нелегальных. Много тогда перебывало народу в доме. Забегали прощаться с уходящими в лес Галина Прокопенко, Валя, Дуся Висикирская, Тютрюмова. Саша такой неосторожный! Ведь на слободке каждый человек на примете. Их могли выследить шпики, могли заметить соседи. Вот уже четвертый день, как вторая группа, и с нею Людвиг, ушла в горы. Почему ее по-прежнему не покидает страх? И Саша неспокоен, но скрывает…
Лида бросила взгляд на дом через дорогу и, заметив Зеленскую, отодвинулась за занавеску.
— Саша, — позвала она, — Женька опять следит. Александр встал, закурил сигарету и, подойдя к жене, некоторое время молча смотрел на улицу.
— Она трусит, — успокоил он. — Чует, скоро наши придут.
— И полицаев что-то уж очень много ходит по улице. Вон опять идут двое и смотрят сюда. — Лида отпрянула от окна.
— Я это давно заметил и запретил всем, кроме Жоры, Вани и Кости появляться у нас. Даже Петьке не велел днем заходить. А тебе нельзя так волноваться. Слышишь? — Александр обнял жену.
Он погрузился в свои невеселые мысли. Да, слишком много людей за последнее время перебывало в их доме. Оставлять здесь типографию опасно. С каким трудом все создавалось! А может, не торопиться? Оставить пока тут? Дважды уже были обыски во время уличных облав, но жандармы ничего не нашли. Неужели их квартира опять на подозрении? Нет! Он не имеет права рисковать. Надо устраиваться на новом месте. Этой же ночью необходимо перенести шрифт к Михееву, а а остальное закопать в саду.
Александр подсел к столу и снова взялся за перо.
Пока он дописывал воззвание, в типографии кипела работа. Каждый десятый оттиск Жора придирчиво разглядывал под электрической лампочкой, висевшей над головой.
— Живей, живей! — торопил его Ваня. — Так мы до ночи не натискаем. И почему Костя опаздывает?
Вот уже девятый час подряд Жора и Ваня работали без отдыха. Только после каждой сотни оттисков менялись местами. У обоих ладони покрылись волдырями.
У одной стены, на которой висел портрет Ленина, стоял сколоченный Жорой столик с наборными кассами, у другой — скамья, на ней раньше спал Людвиг, а теперь стояли радиоприемник и пишущая машинка, опрокинутый ящик. За этим импровизированным столом Александр, Жора и Лида по ночам
