-г -Д»
Проезжаем какую-то мутную речку вроде бы Ахеронт.
У берега стоит лодка — вроде бы Харона.
В лодке бородатый старик — вроде бы сам Харон.
На следующей остановке я выхожу.
Сизиф, как и прежде, возится со своей скалой, и грязный пот
течет по его усталому лицу.
— Давай вытру!— говорю я.
— Да ладно уж,— говорит Сизиф, жалко платок пачкать.
— Давай помогу!— говорю я.
— Да не стоит,— говорит Сизиф,— я уже привык.
— Давай покурим!— говорю я.
— Да не могу я,— говорит Сизиф,— работы много.
— Чудак ты, Сизиф!— говорю я.— Работа не волк,
в лес не убежит.
— Да отстань ты!— говорит Сизиф.— Чего пристал?
— Дурак ты, Сизиф!— говорю я.— Дураков работа любит!
— Катись отсюда!— говорит Сизиф.— Катись, пока цел!
Обиженный, сажусь в метро
и уезжаю из подземного царства.
Снова проезжаем Ахеронт.
Лодка плывет посреди реки.
В лодке полно народу.
Харон стоит на корме и гребет веслом.
-г
В МУЗЕЕ
У богоматери
было очень усталое лицо.
— Мария,— сказал я,— отдохните немного.
Я подержу ребенка.
Она благодарно улыбнулась и согласилась.
Младенец
и впрямь был нелегкий.
Он обхватил мою шею ручонкой и сидел спокойно.
Подбежала служительница музея
и закричала,
что я испортил икону.
Глупая женщина.
ВЕСЕННИЕ СТИХИ
* * *
Помимо всего остального существует весна.
Если поглядеть на нее, то можно подумать, что она спортсменка — она худощава, длиннонога и, судя по всему, вынослива.
Если поговорить с ней, то можно убедиться, что она неглупа — она никому не верит на слово и обо всем имеет свое мнение.
Если же последить за нею, то можно заметить, что у нее мужские повадки — она охотница
и любит густые дикие леса, где отощавшие за зиму медведи пожирают сладкую прошлогоднюю клюкву.
Она приходит
под барабанный бой капелей, и тотчас
весь лед на Неве становится дыбом, и тотчас
все девчонки выбегают на улицу и начинают играть в «классы», и тотчас
происходит множество прочих важных
весенних событий.
Поэтому весна необычайно популярна.
* * *
В начале весны
появляется неодолимая потребность бедокурить: щекотать гранитных львов, дразнить гипсовых грифонов, пугать мраморных лошадей и дергать за ногу бронзового графа Орлова, восседающего у ног бронзовой Екатерины Второй.
В начале весны
возникает намеренье жить вечно.
Но как осуществить это безумное намеренье?
Спросил гранитных львов — они не знают.
Спросил гипсовых грифонов — они тоже не знают.
Спросил мраморных лошадей — и они не знают.
Спросил бронзового графа —
он и понятия об этом не имеет. Бронзовую императрицу спросить не осмелился.
Я говорил ей:
не мешайте мне, я занят важным делом, я влюбляюсь.
Я говорил ей:
не отвлекайте меня,
мне нужно сосредоточиться-
я же влюбляюсь.
Я говорил ей:
подождите немного, мне некогда, я же влюбляюсь в вас!
Мне надо здорово в вас влюбиться.
— Ну и как?— спрашивала она.—
Получается?
— Ничего,— отвечал я,—
все идет как по маслу.
Ну что?— спрашивала она.—
Уже скоро?
Да, да!— отвечал я.—
Только не торопите меня.
Ну скорее же, скорее!— просила она.—
Мне надоело ждать!
Потерпите еще немножко,— говорил я,— куда вам спешить?
Но почему же так долго?— возмущалась она. Так ужасно долго!
Потому что это навсегда,— говорил я,— потому что это навеки.
Ну, теперь-то уже готово?— спрашивала она. Сколько можно тянуть?
Да, уже готово,— сказал я и поглядел на нее влюбленными глазами.
Не глядите на меня так!— сказала она.—
Вы что, с ума сошли?
ВОЛШЕБНИЦА
Шел медленный крупный снег.
Я ждал долго и совсем окоченел.
Она пришла веселая в легком летнем платье и в босоножках.
— С ума сошла!— закричал я.— Снег же идет!—
