Страница, заполненная убористым текстом, продолжала рассказ о биографии Дерека, но я уже не видела строчек — у меня перед глазами стояла одна-единственная картина: как промелькнул пол, когда Дерек швырнул меня через всю комнату.
Необычайная сила…
Вспышки гнева…
Не сможет больше ходить…
Значит, Лизу за то, что она швыряла карандаши и бутылочки с гелем, перевели отсюда, а Дерека продолжают держать? Огромного детину, у которого за плечами целый ряд вспышек гнева, сопровождавшихся проявлением агрессии? Человека, который страдает таким расстройством, что ему все равно, кому он причиняет боль и насколько сильную?
Почему меня никто не предупредил?
Почему его не запирают?
Я сунула листочки под матрас. Читать остальное не было надобности. Я и так знала, что там сказано. Что его накачивают лекарствами. Что он проходит курс реабилитации. Что он идет на сотрудничество и за все время пребывания в Лайле ни разу не проявил агрессии. Что его состояние находится под контролем.
Я посветила фонариком на руку. Синяки наливались лиловым цветом.
Глава 16
Каждый раз, как я начинала засыпать, я застревала в том странном мире между сном и бодрствованием, где мой мозг просеивал события дня, смешивая и переворачивая их. То я снова в подвале и Дерек хватает меня за руку и швыряет через всю комнату. А то я вдруг просыпаюсь в больнице, и у моей кровати сидит миссис Талбот и сообщает, что я больше не смогу ходить.
Когда в дверь постучали, чтобы разбудить нас, я сунула голову под подушку.
— Хло? — Миссис Талбот открыла дверь. — Тебе сегодня надо одеться, прежде чем спускаться к завтраку.
У меня внутри все сжалось. Может, теперь, когда не было Лизы и Питера, они решили, что нам стоит завтракать всем вместе? Я не могу видеть Дерека. Просто не могу.
— Твоя тетя заедет к восьми часам. Она берет тебя в город на прогулку. Соберись и не опаздывай.
Я отпустила подушку, в которую, оказывается, вцепилась мертвой хваткой, и встала.
— Ты злишься на меня, Хло?
Я перестала гонять омлет по тарелке и подняла голову. Лицо тети Лорен затуманивала тревога. Темные круги под глазами говорили о том, что тетя плохо спит. Я не сразу их заметила под слоем косметики. И только под яркими флуоресцентными лампами ресторана они проступили совершенно отчетливо.
— За что мне злиться? — спросила я.
Она грустно рассмеялась.
— Ну, не знаю. Может, зато, что я упекла тебя в пансион с чужими людьми, а сама исчезла.
Я положила вилку на стол.
— Ты меня не «упекала». В школе потребовали, чтобы я отправилась в пансион, а пансион потребовал, чтобы ты и папа не вмешивались, пока я не обживусь там. Я же не маленькая. Я понимаю, что происходит.
Она выдохнула. Даже в шумном ресторане это было отчетливо слышно.
— У меня проблема, — продолжила я. — И мне надо научиться справляться с ней. И в этом ни ты, ни папа не виноваты.
Она подалась вперед.
— И ты тоже не виновата. Ты ведь это понимаешь, правда? Это болезненное состояние. И не ты вызвала его.
— Знаю. — Я отломила кусочек тоста.
— Ты очень зрело воспринимаешь все это, Хло. Я горжусь тобой.
Я кивнула, продолжая общипывать тост. На зубах похрустывали зернышки от малинового джема.
— Кстати, у меня для тебя есть кое-что. — Она открыла сумочку и достала оттуда мешочек. В нем была моя рубиновая подвеска. — Мне позвонили из пансиона и сказали, что ты ее потеряла. Твой отец забыл забрать ее из больницы, когда вы уезжали.
Я взяла мешочек, пощупала знакомую подвеску сквозь полиэтилен и вернула обратно.
— Тебе придется сохранить его для меня. Нам в пансионе нельзя носить украшения.
— Не волнуйся. Я уже переговорила с вашими медсестрами. Я сказала, как это важно для тебя, и они согласились, чтобы ты носила ее.
— Спасибо.
— Но только носи ее обязательно. Не хотелось бы, чтобы она снова потерялась.
Я вынула подвеску из мешочка и надела ее. Знаю, это всего лишь глупые предрассудки, но мне как-то сразу стало легче. Спокойнее, что ли? Это было напоминание о маме. Эту вещицу я носила столько лет, что без нее чувствовала себя немного странно.
— Поверить не могу, что твой отец забыл ее в больнице, — покачала головой тетя Лорен. — Бог знает, когда бы он вспомнил о ней, ведь он опять улетел.
Да, папа уехал. Он позвонил мне на сотовый тети Лорен и объяснил, что вечером ему пришлось срочно вылететь по делам в Шанхай. Тетя злилась на него, но я не понимала, какая разница, если я все равно живу в пансионе. Он уже договорился взять месяц отпуска, когда я выйду, а для меня это гораздо важнее.
Тетя рассказала, что запланировала «девичью вылазку в Нью-Йорк», когда меня отпустят. У меня не хватило духу сказать ей, что я бы предпочла просто поехать домой, повидаться с папой, пообщаться с друзьями. Возврат к нормальной жизни был бы для меня лучшим праздником по случаю выхода из Лайла.
К нормальной жизни…
Я подумала о призраках. Будет ли когда-нибудь моя жизнь снова нормальной? Буду ли я снова нормальной?
Я мельком глянула на окружавшие меня лица. Был ли кто-нибудь из них призраком? И как их различить?
Как насчет того парня в рубашке «хеви метал»? Он выглядит, как картинка с кассеты «Я люблю восьмидесятые». Или вон та пожилая женщина с длинными седыми волосами, в крашеной блузке? Или даже вон тот мужчина в костюме, поджидающий у двери? Как я узнаю, что они не призраки, которые только и ждут, чтобы я их заметила? Если только кто-то случайно не пройдет сквозь них.
Я опустила глаза на свой стакан с апельсиновым соком.
Да, отличный план, Хло. Всю свою жизнь больше не смотри никому в глаза.
— Ну и как ты там обживаешься? Поладила с остальными ребятами?
Тетины слова были как пощечина, они напомнили, что у меня есть проблемы похуже, чем
