каждый, с огромными шинами больше метра высотой. Учитывая размер покрышек и мощность восьмилитровых моторов, их можно отнести к числу лучших пустынных машин мира. Несмотря на известную практичность использования в пустынных экспедициях верблюдов, это наше путешествие отличалось от обычных. Не похоже было, что мы сможем найти воду среди высоких дюн, и даже если бы нашли — она оказалась бы замерзшей. Нести с собой в качестве запаса питьевой воды лед также было бесполезно: не было возможности его растапливать. А еще значительная часть драгоценного времени коротких зимних дней была бы потеряна за погрузкой и разгрузкой верблюдов.
Начало путешествия одарило нас примерным прогнозом того, что нам приготовила пустыня. Эрнст, Урс, Ули и я выехали из Корлы до рассвета впереди грузовиков, которые везли за нами на полуприцепах, чтобы разведать место, где они могут въехать в пустыню. Нам пришлось пересечь узкое русло реки Тарим и проехать сквозь густую рощу мертвых деревьев; было жизненно важно, чтобы грузовики не застряли в этом лабиринте и не прокололи шины острыми как бритва древесными стволами. В день нашего отправления бушевала песчаная буря, заслоняя солнце. Еще и был туман, уменьшив видимость до 20 м. Когда мы выбрались из машины, чтобы пешком обследовать землю, завывал ледяной ветер.
Мы с Урсом закутались до бровей в шарфы, оставив лишь щелочку для глаз, и двинулись против ветра. Несмотря на такую защиту, пустыня приветствовала нас ледяными струями мелкого песка, немедленно забившего глаза, рот и нос. Мы отыскали въезд в речную ложбину, перебрались через нее и вошли в лес. Урс остался на опушке, а я отважился войти внутрь, предварительно отметив его координаты на GPS. Через несколько секунд я уже потерял его из виду, двигаясь навстречу буре. Но мне повезло. Идя вдоль маленького овражка, я нашел безопасный путь из лабиринта мертвых деревьев в открытое пространство пустыни, усеянной высокими тамарисковыми холмами. Я поспешил назад к Урсу. Мы добрались до дороги как раз вовремя, чтобы встретить полуприцепы, выныривающие из бури. За несколько минут грузовики сгрузили, и мы повели их к реке. Спустилась ночь, и машины осторожно пробирались вперед, включив фары; в густом от песка тумане они казались огнедышащими драконами. Мы вошли, как выразился Ули, «под своды Лобнора». Экспедиция началась.
Как и в предыдущих двух экспедициях, роль проводников китайской вспомогательной команды исполняли мы. Однако в этот раз у нас не было карт местности, так как эта часть пустыни никогда не исследовалась. Для ориентирования в нашем распоряжении были лишь фотографии со спутника, указывающие на системы высоких дюн, да еще примерно в 80 км к востоку от нашей стартовой точки — несколько древних речных русел[80]. Хотя наши водители никогда прежде не работали с иностранцами, они с самого начала охотно сотрудничали с нами, веря, что мы не меньше ценим наши жизни, чем они — свои. Жуткий холод делал продвижение по этой сложной местности серьезной и чрезвычайно утомительной задачей, но под конец экспедиции они говорили, что с удовольствием помогали нам отыскивать путь в лабиринте барханов.
На второй день показались высокие дюны. Это были не обычные холмики, а сложные системы, раскинувшиеся гигантской сетью на многие километры. Некоторые из них буквально перпендикулярными стенами перегораживали нам дорогу; другие выглядели как огромные ступенчатые пирамиды, которые можно преодолеть только в несколько этапов. Еще одно препятствие для нашего продвижения представляло то, что ветер дул преимущественно с северо-востока, а это значило, что нам приходилось взбираться на дюны по рыхлой подветренной стороне. В течение нескольких утомительных дней мы проходили за сутки менее 6 км по прямой. Моторы рычали от натуги, грузовики стонали от усилий и передавали свою болезненную дрожь нашим и без того покрытым синяками телам.
Через несколько дней после начала экспедиции мы въехали на участок, покрытый остатками древних пресноводных моллюсков, что напомнило нам, что эта крайне засушливая песчаная пустыня много тысяч лет назад была озером. Фрагменты окаменелых хвощей — одних из самых древних растений на земле — также указывали на процветавшую здесь некогда жизнь. Мы нашли и результаты дел рук человеческих. Одним из таких свидетельств были остатки неизвестного жилого здания, стоявшего на вершине небольшого холма. Исходя из найденных нами внутри образцов ткани, я определил его возраст в 500–700 лет, т. е. оно было построено, когда пустыня еще не добралась до Тарима.
На то, чтобы покрыть расстояние, по прямой составлявшее 113 км, нам потребовалось 10 невероятно тяжелых дней, но под конец мы добрались до крепости L.K. Пока мы шли пешком последние пару километров, нашли несколько древних предметов, в том числе два церемониальных каменных топора из зеленого нефрита, обработанный кусок желтого, почти прозрачного селенита (с виду похожего на нефрит), несколько обработанных кремней, три каменных веретена и несколько образцов грубой керамики. В Лобноре древние китайцы всегда строили свои крепости и поселения в обитаемых с доисторических времен местах, где был доступ к воде.
Одинокая крепость все еще выглядела внушительно, несмотря на 16 столетий заброшенности и сильное выветривание. Выстроенные в форме неправильного четырехугольника, ее массивные стены из чередующихся толстых слоев глины и накрест уложенных тополевых стволов и ветвей в некоторых местах еще стояли. Возможно, изначально стены, покрытые глиной, поддерживали парапет. Как и в Карадонге, широкие входные ворота располагались с северо-восточной стороны. Вход закрывали две крепкие деревянные двери, одна из которых по-прежнему лежала, нетронутая, на песке. Хотя L.K. была выстроена гораздо более капитальной, чем Лоулань, ее мощные стены были сильно повреждены яростными ветрами, которые в этой пустыне являются злейшим врагом для всякого творения человеческих рук.
Буйные ветры, дующие из пустыни Гоби, здесь гораздо сильнее, чем в других частях Такламакана, лежащих к западу от Лобнора. Они разрушают не только любое строение, но и саму землю. В большинстве районов Такламакана можно порой пройти по почве, которая оставалась нетронутой целые тысячелетия, но здесь, в Лобноре, она унесена ветром прочь, а вместо нее — одни
Внутреннее пространство крепости представляло собой сцену крайней разрухи. Центр завален бесчисленными деревянными перекладинами и шестами. Стейн видел несколько десятков из них еще стоящими, я нашел лишь несколько; остальные лежали беспорядочными кучами. Стейн увез некоторые из шестов во время своих недолгих раскопок, и со времени его посещения около 100 лет назад ветер расширил бреши и устроил еще больший хаос. И все же мне удалось идентифицировать все помещения, упомянутые Стейном, и обнаружить еще одно новое, рядом с воротами, которое некогда было частью узкого двухэтажного строения.
Хотя мы раскопали его до самой земли, нам попались лишь незначительные находки, как то: фрагменты монет, глиняное веретено, несколько грубых стеклянных голубых бусин, два шнурка из верблюжьей шерсти и несколько серых и красных керамических черепков. Как и Стейну, с письменными документами нам не повезло.
Время шло, ночи становились все холоднее, термометр доползал до —30 °C. Если было облачно, температура в течение дня почти не повышалась, а сильный ветер добавлял и без того леденящему воздуху эффект дополнительных —10–15 °C. Каждое движение требовало особого усилия. Руки и лица распухали. Слезы замерзали на щеках, а в уголках глаз, на кончике носа и в усах образовывались крошечные сосульки. Ежедневный утренний предрассветный марш из лагеря к развалинам оглашала какофония неаппетитных звуков. Мы хрипели, сморкались, плевались, охали, пукали и рыгали — словом, вели себя, как наши грузовики, чьи фыркающие моторы должны были с полчаса прогреваться на «нейтралке», прежде чем сдвинуться с места. Пока солнце не поднималось над горизонтом и не взбадривало нас, так мы и оставались караваном несчастных и замерзших существ, шмыгающим носами.
Одним таким утром я решил дойти до второй крепости, L.L., чьи очертания угадывались со стен L.K. Она была намного меньше первой, от ее западной части в пустыню шла дюна. Внутри крепости было еще большее запустение, чем в L.K. Не осталось ничего, кроме нескольких лежавших на земле длинных шестов. Все остальное ветры выдули в пустыню. Раскопки вознаградили нас только несколькими янтарными и синими бусинами, жерновом, маленькой бронзовой пластиной в форме щита и целой монетой
