Петру:
— А скажи-ка нам, Петр, сколько там у тебя натикало?
Петр стащил пояс с шеи и посмотрел на дисплей.
— Минут восемь еще есть.
— В самый раз, — кивнул Макарыч. — Дай-ка сюда ремень ентот.
Витька испуганно уставился на черный пояс, пытаясь раскусить скрытый смысл готовящегося наказания.
Макарыч приказал мужикам взять провод и связать им Витьке руки и ноги. Те бросились исполнять приказ.
Витька сначала брыкался, но потом понял, что бесполезно, и затих. Затем его поставили на ноги. Макарыч подошел к нему и неторопливо, почти торжественно повязал ему пояс, словно принимал Витьку в пионеры. Затянул потуже пряжку и, довольный результатом, отошел. Перетянутый по рукам и ногам проводами и с мигающим дисплеем на животе Витька был похож на большую пиротехническую игрушку.
— Чё это? — спросил он, испуганно таращась на мигающий дисплей.
— Это бомба, — сказал Макарыч. — Ты теперь, Витька, вроде этого… шахида. Ты только шибко не дергайся, а то пизданёт раньше времени. И не прыгай, а то нам циферки надо видеть.
— Вы что?! — закричал, не выдержав, Мовсар и стал продираться сквозь толпу. — Вы же живого человека убить собираетесь!
— Ишь ты жалостливый какой, — едко усмехнулся Макарыч. — А ты зачем в Москву ехал? Рыб глушить?
Мовсар растерялся. Он действительно вез в Москву бомбу, и та действительно должна была убить людей. Но… разница все-таки была. В случае теракта убийство было бы осмысленным, то есть, несмотря на всю свою жестокость, оно имело бы некую, пускай и призрачную, но цель. В данном же случае убийство было лишено всякого смысла. Если, конечно, не считать того, что после взрыва Витьке действительно «будет неповадно» «коммуниздить» электричество. Ибо после смерти вообще довольно трудно что-либо «коммуниздить». Но пока Мовсар соображал, как лучше выразить эту нехитрую мысль, про него уже все забыли. Тем более что Витька стал орать нечеловеческим голосом и скакать, как заяц, пытаясь стянуть с себя пояс и ослабить крепко затянутые на запястьях и лодыжках провода.
— Надо бы его по голове ударить, чтоб не дергался, — мрачно заметил старший Прудников.
— Не надо, — ответил Макарыч. — Зачем человека зря калечить?
Тут Витька сделал несколько скачков в сторону кондрашинцев, и те с веселым визгом бросились врассыпную. Со стороны это напоминало какую-то детскую игру.
Мовсар решил прекратить издевательство и даже сделал несколько нетвердых шагов по направлению к Витьке, но его намерение быстро пресекли братья Прудниковы, встав у него на пути.
— Будешь дергаться, привяжем к Витьке, — сурово сказал один из них.
Мовсар махнул рукой и отступил.
Витька тем временем продолжал отчаянно верещать и прыгать. При этом он периодически терял равновесие и падал, но всякий раз, изогнувшись всем телом, упрямо вставал на ноги и возобновлял свою безумную пляску. Толпа, теперь уже на безопасном расстоянии, с молчаливым интересом наблюдала за этими телодвижениями, напоминающими какой-то шаманский танец.
— Ишь как надрывается, бедный, — сочувственно сказала какая-то бабка в проеденной молью шали.
— Да уж ясное дело, — ответила ей соседка, — с бомбой-то на поясе еще и не так заскачешь.
Наконец Витька понял, что его нелепые прыжки нисколько не ослабляют затянутые провода и решил сменить тактику. В отчаянии он подскочил к трансформаторной будке и, повернувшись к ней спиной, стал тереться связанными сзади руками об острый угол ржавой двери, видимо, надеясь таким образом перерезать провод. Пот и грязь давно превратились на его лице в какую-то сплошную маску. Белки глаз светились безумием. Время взрыва неумолимо приближалось, но разобрать что-либо на дисплее было невозможно из-за налипшей на пояс грязи и листвы. Однако Петр, оказывается, внимательно следил за отсчетом по своим ручным часам.
— Сколько там? — спросил у него Макарыч.
— Последняя минута пошла.
— Ну, с богом, — сказал Макарыч и перекрестился. — Щас пизданёт.
Тем временем Витька наконец совершенно обессилел и, съехав спиной по стенке трансформаторной будки, теперь сидел на земле, тихо воя и качая головой.
— Ты б от будки отполз, — сказал ему Петр. — Государственное имущество все ж таки.
Но Витька даже не шелохнулся. Так прошло еще полминуты.
— Все, — шмыгнул носом Петр, — десять секунд остаюсь. Девять. За ней восемь. Уже семь. Теперь шесть. Вот и пять. Скоро четыре…
Услышав этот косноязычный отсчет, Мовсар вздрогнул и закричал что было мочи:
— Там же начинка! Всех заденет!
Петр с Макарычем переглянулись.
— Лягай! — заорал Макарыч и бросился на землю. За ним поспешно попадали все остальные, включая Мовсара.
В ту же секунду раздался оглушительный взрыв. Мовсар почувствовал, как его обдала горячая волна воздуха, а па голову шлепнулась горсть мокрой земли. Уши заложило начисто. Зато алкоголь полностью выветрился. Словно его тоже выдуло взрывной волной. Он поднял голову и увидел, что от трансформаторной будки не осталось ничего. Пустое выжженное место. Об участи Витьки было бы даже глупо спрашивать: его, видимо, разметало на десятки метров. Кровь виднелась на стволах деревьев, на пожухлых листьях и на искореженных обломках трансформаторной будки. Мовсар тихо застонал. Потихоньку стал приходить в себя и остальной народ. Стали подниматься на ноги, озираться и трясти контуженными головами. Все, однако, были целы. Если не считать Кольки Прудникова, у которого была задета рука. Да и то несильно. Так, царапина. Последним встал Макарыч. Он неторопливо стряхнул с колен жирную землю, соскреб с небритой щеки прилипший березовый листок и посмотрел туда, где еще недавно была трансформаторная будка.
— Да… — сказал он после долгой паузы и почесал голову. — Жалко Витьку. Хороший был человек.
Мужики сочувственно закивали головами.
— Что верно, то верно, — сказал раненый Колька Прудников и даже вспомнил, как Витька помогал его корове телиться.
— Чего ж вы его взорвали, если он был такой хороший? — с плохо скрываемым раздражением спросил Мовсар.
Макарыч задумчиво сморкнулся одной ноздрей.
— Сам же видел. Дикий он совсем стал. Он бы среди нормальных людей и не выжил.
— Это да, — подтверждая горькую истину, кивнул Петр. — Совсем тут в лесу одичал. Он же почти год как из деревни ушел. Чисто в зверя тут превратился. Одна у него только дорога и была… Либо-либо, как говорится…
Мовсар хотел сказать что-то резкое, но не стал — кто знает, что им еще в голову взбредет.
— Похоронить бы надо, — заметил кто-то в толпе.
— Еще один умник, бляха-муха, — недовольно пробурчал Макарыч. — Как ты его теперича соберешь? Разъебошило Маугли нашего так, что теперь и с фонариком не найдешь.
На это возражения не последовало, и вопрос с похоронами отпал сам собой.
Немного потоптавшись, толпа побрела обратно домой. Бабы тихо охали и вздыхали. Мужики делились впечатлениями, иногда вяло переругивались.
— Знатно шарахнуло.
— Это да…
— Прям до неба.
— А ты видел? Ты ж мордой в траве лежал.
