— Вот, сидим, думаем, как бомбу-то применить, чтоб польза была.
— Так надо дорогу железную взорвать, — с ходу предложил Коля.
— Обоснуй, — сурово сказал Макарыч.
— Дорогу разнесет, так? Поезд с рельс сойдет, так? Мы поможем раненым. А нам потом денежную премию за спасение дадут.
— Пиздюлей тебе дадут, а не премию, — сказал Макарыч. — Ты что ж думаешь — тебе поверят, что ты за двадцать километров от дома мимо дороги проходил и взрыв увидел? Да даже если и поверят, не дадут тебе ничего. Грамоту выпишут и все. Ну, может, по телевизору покажут.
Все замолчали и задумались. Коля с Лехой выпили. Мовсар тоже.
— Тогда другой вариант, — снова оживился Коля. — Мы взрываем нашу проселочную дорогу. А нам ложат новую асфальтированную.
— Щас! — хмыкнул Макарыч. — Дорогу ему ложат! Это на тебя с прибором ложат. И на дорогу твою. Кто тебе здесь чего класть будет? Тоже мне правительственная трасса.
Предложения у Коли явно закончились, и он, пожав плечами, выпил и уставился в пол. А вскоре стал подходить народ, сперва мужики, потом и бабы. И через полчаса почти вся деревня набилась в Петрову избу. Все курили, пили и галдели. Вернулась и жена Петра Варя. Мовсар уже было начал подумывать, а не исчезнуть ли ему под шумок. Но, во-первых, он довольно сильно набрался — так можно и замерзнуть, не зная дороги. Во-вторых, сдавать его явно не собирались, чего ж теперь суетиться? Правда, его неотвязно мучила мысль о Зелимхане, который его сейчас ждет в Москве. Но осечка есть осечка. Против судьбы не попрешь. Мовсар мысленно махнул рукой и уже с какой-то русской удалью подумал: «Ладно, я ему потом еще привезу». И выпил.
Тем временем предложения по использованию бомбы росли как на дрожжах. И с каждым разом они становились все бессмысленнее. Кто-то предложил взорвать птицефабрику, что была в Лепневе. Кто-то — продуктовый магазин. Было даже предложение взорвать оставшийся фундамент клуба: клубу, мол, все равно, а так детишки на салют посмотрят.
Макарыч молча слушал односельчан. Наконец не выдержал.
— А я думаю, — негромко сказал он, — что ежели мы не хотим, чтобы бомба тут рванула, надо поднять жопу и пойти. А там уже по ходу решить, что к чему.
Несмотря на всю свою неопределенность, предложение Макарыча пришлось кондрашинцам по душе. Видимо, надоело спорить. Тут же стали шумно собираться.
— Быстрее, быстрее, — торопила выходящих Варя, — избу застудите.
Заметив, что взрослые куда-то уходят, дети Петра бросили притихшего от бесконечных тумаков кота и кинулись следом, но мать решительно преградила им дорогу.
— Нечего со взрослыми шляться, — сказала она. — Дома со мной останетесь.
Санька и Борька сначала похныкали, но потом, увидев, что это не помогает, вздохнули и пошли дальше мучить кота.
На улице было зябко. Ветер гонял красно-желтую листву. Небо хмурилось и кропило землю мелким колючим дождиком. Мовсар втянул ноздрями сырой деревенский воздух и поежился. Чувствуя себя в некотором роде заложником ситуации, он готов был идти с кондрашинцами, куда они захотят, но, вывалив из дома, толпа, однако, тут же впала в ступор. Предложение Макарыча «поднять жопу» и просто «пойти» быстро исчерпало себя, ибо для того, чтобы пойти, надо было как минимум знать, куда пойти — например, налево или направо. Кто-то предложил двинуться через лес в сторону Березовки.
— Не дойдем, — мотнул головой Петр. — Времени полчаса осталось.
— А зачем доходить? — встрял Макарыч. — Мы просто пойдем, а там видно будет.
К удивлению Мовсара, кондрашинцев снова убедила нехитрая и отдающая фатализмом логика Макарыча. Похоже, им вообще нравилось отсутствие какой-либо цели или практической пользы. Спонтанное движение было им милее всякой осмысленной целенаправленности.
— А и верно! — махнул рукой Петр и первым направился в сторону узкой лесной тропинки. При этом он гордо вытянул перед собой черный пояс с мигающим дисплеем, словно собирался ориентироваться по нему, как по компасу. Следом, негромко переговариваясь, двинулись и остальные. Мовсар покорно поплелся позади. Про него уже, похоже, все давно забыли, и, обескураженный этим невниманием, он мучительно думал, как ему лучше поступить — идти со всеми или все-таки попытаться сбежать. В голове, однако, шумела водка, заглушая своим отупляющим гулом голос разума, голос совести и вообще все голоса.
Несмотря на то что время заведенного механизма неумолимо приближалась к нулю, процессия двигалась неспешно, словно детсад на прогулке. Ее по-прежнему возглавлял Петр. Устав нести пояс в вытянутых руках, он вскоре перебросил его через шею наподобие шарфа. Макарыч смолил одну сигарету за другой и время от времени то ли крякал, то ли кашлял. Братья Прудниковы болтали друг с другом. Дальше шли все остальные. Бабы обсуждали огородно-садовые дела, мужики трепались о ценах на водку и табак. Замыкал шествие, как уже было сказано, Мовсар. Несколько раз он порывался спросить, куда же они все- таки идут, но из горла вырывалось только что-то бессвязное, и он махнул рукой.
Они уже давно углубились в суровую чащу леса, где не было ни дороги, ни тропинки. Под ногами шелестела мокрая листва и хрустели сухие сучья. Вокруг летала разнообразная мошкара, не успевшая уйти в зимнюю спячку.
Неожиданно раздался хриплый голос Макарыча:
— Вот он, паразит! Лови поскудыша, братцы!
Все с гиканьем бросились куда-то вперед, как будто только того и ждали. Мовсар вытянул шею, но не сразу сообразил, что произошло. Сначала он увидел серую трансформаторную будку на краю оврага, а затем небольшую мужскую фигуру, мелькавшую среди деревьев.
— Что там? — спросил Мовсар у одной из баб, которая не спешила принимать участие в охоте.
— Да Витька, людоед, опять ток от нашей будки к себе тянет, — ответила та и хлопнула себя по щеке, убив надоедливого комара.
— Куда это к себе? — удивился Мовсар, оглядывая безлюдный лес.
— Да черт его знает, — пожала та плечами. — Он вроде как здесь и живет. Землянка у него тут или еще что. Ну вот он от нашей будки себе электричество и забирает. Наши мужики только провод евойный обрежут, а он уже новый тянет. Где он только их достает… Хотели выследить, да хитрый гад, как зверь, — он тут каждую ложбинку знает. Но теперь точно не уйдет.
И действительно — через несколько минут с противоположной стороны оврага показались запыхавшиеся кондрашинские мужики. В их руках, словно большая пойманная рыба, бился Витька. Его подтащили к будке и бросили на землю. После чего обступили жертву плотным кольцом, чтоб не убежал.
— Гляди, Макарыч, какого зверя заловили, — сказал довольным голосом один из мужиков.
Сравнение со зверем неожиданно пришлось к месту — стоявший на четвереньках Витька и вправду был похож на какого-то зверя. Сходство усиливалось тем, что он ничего не говорил, а только скалился и испуганно бегал глазами по лицам кондрашинцев, видимо, пытаясь понять, что же ему грозит. На его то ли смуглом, то ли грязном лбу блестел пот. Свалявшиеся в один большой колтун волосы были похожи на огромный клоунский парик.
— Ты чего это, Витька, выблядок драный, кабель наш пиздишь? — максимально дружелюбно начал Макарыч.
— А вам-то что? — несколько нагло для своего положения огрызнулся Витька. — Большой урон, что ли?
— Урон-то, может, и небольшой, — сказал Макарыч. — Но обидный. С какого такого бодуна мы должны за твое электричество платить, а?
Витька ничего не сказал, только поднялся на ноги и засопел носом.
— Может, закопать его? — предложил Коля Прудников.
— Закопать всегда успеется, — вздохнул Макарыч, словно закапывание людей в Кондрашине было процедурой привычной, но приевшейся и неэффективной.
— Как же тебя, Витька, наказать, чтоб тебе впредь неповадно было наш кабель коммуниздить?
Витька предпочел разумно промолчать.
Макарыч затянулся сигаретой и задумался. Затем неожиданно повернулся к стоявшему рядом
