медикаментами и бинтами – в мешок. Старый туристический примус бензиновый – в кучу, понадобится. О, люменевую кастрюлю побольше. Надо бы и чайник, но это некритично. Вот, вспомнил: сахар, чай. Кофе забрать. Оставлю чуток – на разок посидеть, а вдруг еще вернемся. А не вернемся – вроде как уходить легче.
Теперь вытащить с полки «Справочник практического врача» и для души чего… Ну вот «Уленшпигеля», например…
Что-то еще забыл… Ага, кроме этих шмоток надо б что и полегче. Вроде спортивного костюма. И сандалии – если будем в помещении, то в берцах запаришься все время ходить. Кроссовки еще стоит взять…
Вроде все. Посидеть теперь перед дорогой, подумать. Что забыл? Флягу с водой забыл! Немудрено – не в Сахаре живем, вода в нашей области куда как часто встречается. Но еще Сан Саныч толковал, что во время бедствий воды-то, может, и много, а вот чистой воды, питьевой – мало. И приводил в пример наши наводнения, когда в разлившейся невской водичке плавает такое всякое – от покойников и дерьма до разнообразнейшей химии и нефтепродуктов… Пить ее – все равно что лизать тротуар… Получить дизентерию посреди всего этого – мало радости. Звоню родителям и тут уж выкладываю все как есть. Успокаиваю за нас с братцем и очень настоятельно прошу принять все меры. Все меры!
Ну вот вроде и все. Закрыть все краны, выключить электричество, перекрыть газ. Посидеть молча, выслушать советы духа дома… И пора двигать. На внутренней двери пишу кусочком мелка: «Опасно! Зомби!» – и окончательно прикрываю входную дверь. Тоскливо на душе.
На улице сеет мелкий снежок. Это хорошо. Похолодание сейчас как раз кстати.
Останавливаю машину. Мрачный водила заряжает аж четыреста рублев… Соглашаюсь, заметив, что знаю важную информацию. Его, однако, ничего не волнует, кроме денег, и он заявляет, что свои басни могу оставить при себе. Ну как скажешь. Впрочем, далеко уехать не получается – рыдван бомбилы глохнет. Подождав пяток минут, пока он рылся под капотом, вылезаю и говорю, что не могу ждать. Накурено у него в тачке зверски. Сказать ему нечего, и он ругается так, безадресно, в воздух.
Вторая машина останавливается почти сразу. В салоне пахнет чем-то сладковатым, и водитель весь из себя лучится благостью. Но заряжает те же четыреста… Оказывается, что ему самому нужно ехать в Купчино, и, похоже, мое предложение его заинтересовало – видно, что он любопытен и характер у него живой.
Выкладываю ему стандартное, уже обкатанное за день сообщение. Хмыкает, потом заявляет:
– А с виду трезвый!
Улыбаюсь ему в ответ и спрашиваю, есть ли у него знакомые медики и милиционеры.
Таковые наличествуют. Любезно предлагаю отзвониться им. Еще раз хмыкает, выбирает освещенное и людное место, ловко втирает машину между двумя стоящими у обочины. Начинает звонить. Три первых абонента не отвечают, четвертый говорит возбужденно и громко, но я ни черта не понимаю. Видно, что водитель сильно встревожился, а после еще пары звонков он уже взвинчен. Смотрит на меня уже невесело. На последнем звонке все же успокаивается, – видно, звонил домой и там все в порядке.
– Бу каза!
– Что?
– Извини! Плохо все. Не наврал ты, а лучше б наврал… Впору тебе деньги давать!
– А я помню, у вас принято вестникам с плохими вестями свинец плавленый в глотку лить!
– Это не у нас, а у узбеков. У нас за хорошую разведку, наоборот, награждали. Говори, что еще знаешь.
– Давай поедем, а?
– Да, конечно…
Ехали в общем недолго, основное я успел выложить. Слушал меня водила внимательно и старательно. Как прилежный ученик-отличник.
– Вот этот дом твой. Это моя визитка. Рахмат тебе! Удачи!
– И тебе тоже. Осторожней будь!
– Это буду!
Перед металлической дверью парадной некоторое время копошусь, стараясь поудобнее расположить хотя и легкий, но неудобный рюкзак и, главное, приспособить к быстрому пользованию «смерть председателю». Набираю номер квартиры в домофоне.
– Кто? – Басок, но не мужчины еще, а парня.
Называю себя, отрекомендовываюсь. Щелкает замок. Распахиваю дверь пошире и старательно осматриваю площадку и лестницу. Вроде никого. Аккуратно вхожу и, практически в открытую держа ружье, начинаю подниматься. Лифтом пользоваться страшновато – еще застрянешь, чего доброго, выбирайся потом. На лестнице другая проблема – есть непросматриваемые куски. Вот и думай.
Но на лестнице никого нет – ни живых, ни мертвых. Дверь в квартире открывается сразу – явно наблюдали за моим подходом в глазок.
Вхожу в светлую прихожую. Рослый парень, очень похожий физиономией на Сан Саныча, оказывается сыном, Сан Санычем младшим. Оригинальный и разнообразный в семье выбор имен, ничего не скажешь. Жена тут же – невысокая, спортивного покроя женщина. И мать и сын мрачные и радости особой не выказывают – ну да и понятно, чему тут радоваться.
Получаю тапки, сваливаю с себя груз и охотничьи доспехи. Жена Сан Саныча – Дарья Ивановна – приглашает поужинать. Им самим неохота, а вот меня покормить стоит.
Покормить – это замечательно. Это я всегда с удовольствием. Тем более что оказывается, что все очень вкусно. Пока я в три горла жру наваристый, вкуснейший борщ, хозяева сидят за чашками с чаем и слушают, что я им рассказываю. Тактично сообщаю, что Сан Саныч был жив к моему уходу и мы с ним встретимся завтра. Вспоминаю, что на столике у начмеда были пустые упаковки лекарств, – до меня доходит, что Сан Саныч под руководством Валентины съел все, что могло бы помочь от бактерий и вирусов. Упоминаю и это.
Младший Сан Саныч (договорились, что я буду называть его Саша, фамильярное Саня было отвергнуто с места и категорично) даже подпрыгивает, когда я рассказываю о покупке «хауды».
Он потрясен тем, что я выкинул кучу денег на такое барахло. Это же не оружие, тем более что против зомби оно бесполезно. В глубине души я с ним вообще-то согласен, но что сделано, то сделано. В конце концов, купив эту штуковину, я расположил к себе торговцев, также возможно, что она и пригодится, – скажем, как оружие последнего шанса. Может быть, из нее можно будет стрелять и дробью.
Но я не преуспел. Саша смотрит на меня с сочувствием. Как смотрят на дурака, облапошенного кидалами-наперсточниками. Сам он все время держит под рукой здоровенную одностволку, вызывающую у меня стойкую ассоциацию с прикладом, прилепленным к куску водопроводной трубы. Оказывается, это чудо отечественного гения называется ИЖ-18 и является забавной штуковиной – это магнум, и при стрельбе можно использовать особо мощные патроны. Лупит на шестьдесят метров, что для ружья очень порядочная дистанция. Особо отмечает, что конструкция простая, может вытерпеть многое и ее в семье называют Гаубицей.
Вспоминаю, что вообще-то у меня тоже не одна «хауда». Показываю обрез. Учитывая значимость Николаича в магазине, разряжаю рыже-желтую и проверяю, работает ли она при неразомкнутом прикладе. Оказывается, отлично работает! Ишь, хитрый Николаич. Получается, что у меня этакое куцее ружье и одновременно длинный пистолет. Правда, при пистолетной стрельбе отдача будет сокрушительная, но раз я в детстве вынес стрельбу из Конатовского обреза трехлинейки, то уж во взрослом состоянии с гладкостволом справлюсь. Теперь надо бы немного подшлифовать детальки ружья, чтоб затвор не ходил со скрежетом.
Саша притаскивает ящик с напильниками, надфилями и шкуркой. Посматривая в руководство, разбираем оружие, потом начинаем прикидывать, что трется и где.
Все-таки это позорище, что охотничье оружие выпускается таким грубо сляпанным.
Единственное, что утешает, – Саша, взяв посмотреть Копушу, порезал палец о металлическую деталь рукоятки, не о лезвие. То, что китайцы делают оружие еще хуже, несколько нас радует. Теперь я шкурю свою Приблуду, ибо так я нарек Богом данное мне оружие – ТОЗ-106, а Саша, шипя и ругаясь, проходится надфилем по тем частям Копуши, которые не являются лезвием.
