от середины между ними – напротив ворот Кронверка, а Кронверкскую набережную перекрыть, защитив таким образом оба Артиллерийских моста. Это, на мой взгляд, будет более разумно.
– Вы бы не матерились при женщинах! – щетинится безвкусная девушка.
– А где я матерился?
– Да как же, ЕБЖ ваше!
– Хм… Если будем живы… Где ж тут матюки? Обычное присловье.
– Ну и присловья у вас!
– Ближе к теме! Попрошу без перепалок! У вас все, Алексей Сергеевич? – Председатель рубит спор как топором.
– Так точно. Заборы и защиту для проездов делать надо быстро, тут женщины правы. И укрепить ворота стоит. – Сапер по-прежнему флегматичен.
– Ясно! Монетный двор, ваши рабочие могут построить забор?
Та самая стильная дама фыркает: ну разумеется! Рабочие на Монетном такой квалификации, что вообще стыдно их использовать на строительстве заборов! Это вполне могут сделать гастарбайтеры, которые наняты заповедником!
– Нам сейчас нужно качество именно петербургское! Именно квалифицированное! Ваши рабочие должны понять, что они сейчас не забор делают, а восстанавливают обороноспособность Петропавловской крепости. И лучше, чтоб первый рубеж обороны у нас проходил не по Монетному двору, а по Алексеевскому равелину.
Ай, молодца председатель! Как завернул! Дама кивает – такой подход делает работу ответственной и почетной, вполне достойной Монетного двора. Да и вторая линия обороны явно ей пришлась по душе больше, чем первая. Она звонит по мобиле, распоряжается очень кратко. Потом поворачивается к саперу:
– Э-э-э…
– Товарищ полковник. Так лучше всего обращаться…
– Хорошо… товарищ полковник. Вы можете подойти к Монетному двору. Сейчас там соберется полсотни рабочих со сваркой и инструментами. Грузовик тоже будет. Правда, грузоподъемностью поменьше, но, полагаю, хватит. Если что-то будет не выполнено, позвоните сюда. Ответственный там Гришаев.
– Ясно. – И глянув на председателя: – Разрешите покинуть собрание?
– Конечно, Алексей Сергеевич!
– Эй, а какие это заборы вы собираетесь разбирать? Они же у нас на балансе! Вы, перед тем как ломать что-нибудь, с нами должны согласовывать!
Ну почему я не удивлен, слыша это?
– Непременно согласуем.
Седой сапер ввинчивается в толпу и выкатывается наружу.
Председатель смотрит на Николаича и Михайлова:
– Прошу вас придать строителям по паре стрелков хотя бы. Нам нужно, чтоб им не мешали работать.
– Принято, – кивает Михайлов.
– И еще, у вас вроде бы были патроны 7,62 к «мосинке» и СКС?
– Да, только мало. Вот они привезли.
– Я понимаю. Но у нас есть еще оружие, а боеприпасов нет совершенно. Сейчас переговорите с майором. Прошу поделиться, мы добро помним.
Николаич морщится и, когда к нему добирается невысокий невзрачный человечек в штатском, начинает с вопроса:
– Получается так, жену отдай дяде, а сам иди… к тете?
– Цену себе набиваете? Я ж прекрасно понимаю, что патроны сейчас буквально на вес золота. Но вы вооружили охрану монетчиков. Значит, не чужды альтруизма. Или понимаете, что лучше иметь организованную оборону, чем отбиваться в одиночку. Мы, к слову, тоже не чужды альтруизма. Вы в этом убедитесь, если сутки-другие продержимся.
– Мягко стелете. Особняк?
– Был.
– Ясно. Насчет был не верится, но ладно. А оружие откуда?
– Есть коллекция экспериментального оружия, не принятого на вооружение по результатам испытаний. Холостить его запрещено – было много ситуаций, когда при появлении новых боеприпасов или технологий старое оказывалось востребованным. Так что есть и пистолеты, и винтовки, и автоматы. А вот патронов нет.
– Это-то понятно… Но и у меня патронов не пуды.
– Нескромный вопрос: сколько?
Николаич начинает сыпать цифирью, из которой я успеваю выхватить разве 7,62. Тем более что оно повторяется несколько раз.
– Вопрос ясен. Прошу триста 7,62 мм M1908/30 к винтовке и хотя бы четыреста 7,62 мм Калашников.
– И нежно поцеловать в придачу.
– Нет, без поцеловать. Это уже лишнее.
– Знаете, мой альтруизм не так велик и обширен. С вас пять стволов. Тогда пойдет.
– Вас, случаем, не Джек Потрошитель зовут? Стволы же уникальные. Еще нашим сотрудникам я могу их выдать, да и то как бы с меня голову не сняли. Это ж спецхран! Их по-любому будем пользовать пару дней, потом с полигона нормальное оружие привезут.
– Приказ есть на раздачу оружия?
– По Московскому гарнизону – да.
– А по Петербургскому?
– Пока нет…
– А если не будет вообще приказа?
– Если все будет так плохо, то приказ отдаст местное руководство. Как мы сейчас это сделали по музею.
– Ага. А вы моими патронами застрелите кого важного…
– Три ствола. Винтовка, автомат, пистолет.
– Еще винтовку добавьте – и договоримся.
– Не могу. Честно. Потом сочтемся, гарантирую.
– Не получится так, что пуля в затылок? По вашей основной профессии?
– Да ладно, если б это вон те демократы говорили… Ну не могу винтовку. Могу прицел дать к снайперке.
Дальше оба опять начинают сыпать какими-то сокращениями и аббревиатурами. Николаич морщится, как от кислого, но соглашается. Бьют по рукам и, дождавшись, когда наш главный дает распоряжения по мобиле Андрею – отдать патроны в обмен на три единицы огнестрела нарезного и прицел, майор-особист моментально исчезает.
Михайлов тихо шепчет Николаичу на ухо (но я все же слышу):
– Ну ты и бандит. Обобрал до костей. Прикидываешь, сколько сейчас раритетные, экспериментальные, музейные образцы стоят?
– Сейчас они стоят семьсот патронов. А скоро и вообще нисколько. Запчастей нет, а коллекционерам… еще и выжить надо. А это не бык пописал – сейчас выжить. Хотя в одном ты прав. Вот будет минута отдыха, я помечтаю на эту тему… И получу кайф как от кальяна!
Оба тихонько посмеиваются.
С улицы входит еще мужичок. Румяный, но седоватый, что видно, когда он снимает шапку. Фамилию его расслышать не удается, но председатель ему явно рад:
– Вот замечательно, что вы появились. Очень вовремя! Что скажете?
– Ситуация такова: сейчас на территории заповедника более двух тысяч человек. Из них триста двадцать шесть – сотрудники Монетного двора и их семьи, размещены частью в Монетном дворе, частью в
