лице моей жены, она уже наступила».
XXIII
Я не знала, как поменять тему разговора. Разве можно, одним вечером решить десятилетиями накопленные проблемы?
— Давай выпьем водки.
— Давай.
Это было самое простое и правильное решение. После двух рюмок, он очень внимательно посмотрел и спросил: «А как жила ты?»
— Как все.
— Как?
— Вышла в молодости замуж. Родила дочку. Вырастила.
— Хорошая?
— Да. Все в порядке.
— А чего молчишь про мужа?
— Нет его.
— Умер что ли?
— Нет. Жив. Наверно.
— Бросил?
— Нет.
— Выгнала?
— Не знаю, как ответить.
— Ленка, неужели ты одна?
— Почему «неужели»?
— Такие женщины не могут, не имеют права быть одинокими.
— Какие «такие»?
— Не знаю, как это объяснить. Достойные.
— А разве у вас, мужчин, женское достоинство — главный аргумент в пользу брака?
— Сейчас, когда еду с ярмарки жизни, даже не знаю, какие должны быть аргументы. Но только не те, что в молодости.
— Мне всегда казалось, что отношение мужчины к женщине и аргументация — вещи не совместимые.
— Ты права. Не хорошо мне одному. Сам не знаю, чего хочу.
— Хорошей семьи, наверно?
— Понимаешь, семья подразумевает ребенка. А здесь, что-то другое. Как могут люди, прожив разные жизни, встретиться под 50 лет, и иметь одинаковые взгляды, смотреть в жизни в одну сторону? Это из серии фантастики.
— Но у людей одного круга и взгляды, зачастую, общие.
— Наверно. Леночка, давай рассказывай, что на душе. Извини, я перебил тебя на полуслове. Уж очень болит.
— Ну, что ты, Юра. Хорошо, что высказался. Может, хоть чуть-чуть, попустит.
— Может. Я слушаю тебя.
И опять, как у Веры Федоровны, рассказала историю в саду. С дальнейшими подробностями: о визитке, о фирме «Хозарсифь», о Феде Живом, о Косте Митине.
— Так вот чего такая реакция на изысканное название?
— Юра, за что он убил его? — выпалила прямо в лоб.
— Неужели, ты не помнишь этой истории?
— Клянусь. Представления не имею. Скажи, почему через столько лет?
— А я не понимаю, почему у тебя в саду?
— Живой сказал, что это случайность.
— А-а, вот как.
— Слушаю тебя.
— Теперь я понял, почему в прошлом году произошло это событие.
— В позапрошлом.
— Понимаешь, Леночка, три года назад мы встретились в Новосибирске с Федей. Он был там в командировке.
— Это он сказал?
— А чего ему врать? Зачем?
— А как вы встретились?
— Хорошо. Нормально. Рады были встрече. Договорились, что заедет ко мне.
— Заехал?
— Нет. Но позвонил и попросил проводить в аэропорт.
— Проводил?
— Не перебивай. Когда мы сидели в ресторане, он сказал, что встретил Митина и тот его не узнал. Сделал вид, что не узнал.
— А Живой к нему подошел?
— Да. А чего ты Федю называешь по фамилии все время?
— Потом объясню.
— Его очень удивило, насколько Димка изменился. Перед ним был доброжелательный, открытый мужик.
— И что он подумал?
— Что Митин еще и большой актер.
— Похоже, это был Костя.
— Теперь я понимаю, что да.
— В обращении: обвинение или угроза?
— Не знаю. Не присутствовал. Понял только одно, что эта встреча вернула к памяти всю остроту прошлого.
— Это произошло в школе?
— Да. В последний год нашей учебы. Лен, вспомни, в восьмом классе учились мальчики-близнецы. Такие маленькие, худенькие, хотели для всех быть хорошими. Их мама была близкой подругой Фединой мамы.
— Ну, и что?
— Эти семьи были, как родные. Поэтому, естественно, старший оберегал младших.
— Не уберег?
— Нет. Вспомни, у Димы были еще пару таких, как он, приятелей.
— Каких «таких»?
— Надменных: на всех сверху вниз. Постоянная демонстрация собственной первосортности. Мы были от них подальше. И они от нас. Но ты же понимаешь, что для самоутверждения в таком возрасте необходимо кого-то согнуть, сделать зависимым, унизить, оскорбить. И тут все средства хороши. Ходили слухи, что они приглашали малышек седьмого-восьмого класса, упаивали и совращали. Доказать было невозможно. То ли девочки боялись и никому не говорили, то ли у родителей не было возможности стать на защиту детей? Ты помнишь, что мать Димы работала в КГБ?
— Помню.
— Этим людям все было дозволено. Им все сходило с рук. Я не помню подробностей, как узнали, что
