продолжалось вплоть до начала XIX века. Германская литературная критика дала таковое только в 1808 году — арийцы. Другой германский писатель, не имея исторического или лингвистического образования, объединил арийцев со скандинавами, полагая, что это одно и то же. Он написал серию книг, ставших немецкими бестселлерами в 20-х годах XX века.
— Полный нонсенс, — продолжила Доротея. — Никакой фактической основы. Но так или иначе — арийцы. По сути, это мифические люди с вымышленной историей и придуманным именем. Но в 30-х годах нацисты ухватились за эту романтическую историю. Слова «арийцы», «нордический» и «германский» стали использовать как взаимозаменяемые. Это сохранилось и по сей день. Идея о русоволосых завоевателях- арийцах нашла у немцев глубокий отклик — просто потому, что она апеллировала к их тщеславию. Итак, безвредное лингвистическое расследование стало сокрушительным инструментом расистов. Это стоило жизни миллионам и заставило немцев делать ужасные вещи, которые они никогда не совершили бы при другой власти.
— Это древняя история, — заметил Малоун.
— Позвольте, я покажу вам то, что не относится к древней истории.
Доротея повела его мимо экспонатов к пьедесталу, поддерживаемому четырьмя разбитыми камнями. На них были хорошо заметны глубоко вырезанные знаки. Коттон наклонился и попытался рассмотреть их поближе.
— Они такие же, как и на пергаменте, — сказал он. — Те же изображения.
— Точно такие же, — подтвердила Доротея.
Малоун выпрямился.
— Какие-то скандинавские руны?
— Это камни из Антарктиды.
Книга. Камни. Неизвестные письмена. Его отец. Ее отец. «НР-1А». Антарктида.
— Чего вы хотите? — наконец произнес он.
— Дедушка нашел эти камни там и привез их сюда. Мой отец потратил свою жизнь, пытаясь расшифровать их. — Она взяла в руки книгу. — Эти слова. Оба были безнадежными мечтателями. Но мне надо понять причину, побудившую их посвятить свои жизни разгадке этой тайны. Вам необходимо узнать, за что погиб ваш отец. Мы должны разгадать то, что дедушка называл Karl der Groe Verfolgung.
Малоун про себя перевел: «Искания Карла Великого».
— Откуда вы знаете, что что-нибудь из этого имеет связь с субмариной? — задал он следующий вопрос.
— Отец оказался там не случайно. Он был не только частью происходящего, а фактически причиной, побудившей командование направить субмарину именно туда. Я пыталась получить засекреченный отчет по «Блазеку» десятилетиями, и все безуспешно. Но теперь он есть у вас.
— Вы все еще не рассказали мне, откуда вам это известно.
— У меня есть источники в военно-морском флоте. Они и поведали мне, что ваша бывшая начальница, Стефани Нелл, получила отчет и отправила его вам.
— И это все еще не объясняет, откуда вы узнали, что я именно сегодня буду на горе.
— Как насчет того, чтобы на время оставить эту загадку?
— Вы послали тех двоих, чтобы украсть отчет?
Она кивнула.
Коттону не нравилось ее отношение, но, черт возьми, он был заинтригован. Он находился в подвале баварского аббатства, был окружен древними камнями с непонятными письменами и смотрел на книгу, предположительно принадлежавшую Карлу Великому, которую невозможно было прочесть. Если все, что сказала Доротея Линдауэр, было правдой, то вполне могло случиться так, что и гибель отца как-то с этим связана.
Но иметь дело с этой женщиной было бы чистым сумасшествием. Он в ней не нуждался.
— Если не возражаете, я пойду. — Коттон повернулся к выходу.
— Совершенно с вами согласна, — сказала Доротея, когда Малоун уже подходил к двери. — Вы и я никогда не смогли бы работать вместе.
Он остановился.
— Больше никогда не оказывайте на меня давления.
— Guten Abend, Herr Malone.[15]
Глава 13
Стерлинг Вилкерсон стоял под снежными ветвями бука и смотрел на витрину антикварного книжного магазина. Тот был расположен в середине сводчатой галереи живописных бутиков; рядом была пешеходная зона, недалеко от рождественской ярмарки, где толпа людей и теплый свет прожекторов вносили частичку тепла в холод зимней ночи. Ароматы корицы, имбирного пряника и сахарного миндаля плыли в сухом морозном воздухе вместе с дразнящими запахами шницеля и жареных колбасок. Откуда-то издалека доносился звон церковных колоколов.
Слабые огни, освещавшие витрину книжного магазина, показывали, что хозяин все еще ждет посетителей. Вилкерсон понимал, что его жизнь вот-вот должна была измениться. Его непосредственный начальник, Лэнгфорд Рэмси, пообещал, что он вернется домой из Европы с золотой звездой.
Но он сомневался в Рэмси.
Была одна вещь, и он это знал точно: чернокожим американцам нельзя доверять. Он до сих пор время от времени вспоминал детство. Ему было всего девять лет, и он жил в маленьком городке Южного Теннесси. Местные ковровые фабрики обеспечивали сносное существование не только его отцу, но и всем его соседям. Тогда чернокожие и белые жили отдельно, а последующие изменения в законодательстве положили начало взаимному насилию. Однажды в летнюю ночь он играл перед домом. У соседей было полно людей, и он неслышно подполз к двери и слушал, как люди, которых он знал всю жизнь, яростно спорят, обсуждая будущее города. Он был еще очень мал и не понимал, почему все так громко кричат. Поэтому на следующий день, пока они с отцом были на заднем дворе, он спросил — и получил немедленный ответ.
—
