— Могу ли я чем-то помочь вам, госпожа? — непонимающе повторил Чэсу Хой.
— Не помочь, — подумав, ответила она.
— Что же тогда, госпожа?
Императрица посмотрела на мужчину, почти ее ровесника. Он был единственным старым человеком, которого она подпускала к своей августейшей особе.
— Как, по-твоему, какую историю придумал бы Сказитель об этом бивне?
Первым, что пришло в голову Чэсу Хою, была мысль о необходимости немедленно связаться с находящимся в Шанхае Резчиком.
— Я не столь сведущ в истории, как Сказитель, — отбросив опасения, проговорил он. — В этом отношении я, как вам известно, ближе к летописцам древности.
Ей это было и впрямь известно.
— Остались ли еще Сказители? Когда дело касается легенд, от Летописцев мало проку.
— Легенд, госпожа?
— Да, легенд. Легенд о резном Бивне.
— Меняют ли две эти женщины наши роли в осуществлении Пророчества? — спросил Убийца.
Подобный вопрос вертелся на языке у каждого из них. Все они знали, что Белые Птицы на Воде уже прилетели и Тьма, которую они принесли с собой, сгущалась на протяжении многих лет. Но было ясно также и то, что оставался еще один шаг, а может, даже несколько шагов, спрятанных пока в закрытом портале. Именно они отделяли Белых Птиц на Воде от строительства Семидесяти Пагод.
Под властью фань куэй Шанхай превратился в кипучий торговый центр, и каждый раз, когда в сельской местности происходили беспорядки — а случалось это с завидной регулярностью, — приток в город новых поселенцев возрастал троекратно. Теперь в городе имелось более чем достаточно рабочих рук для строительства Семидесяти Пагод, но не была построена ни одна. Вдоль Хуанпу росли массивные здания, в которых сосредоточилась власть европейцев и американцев, но вовсе не пагоды. Хотя Шанхай был фактически построен потом и кровью китайцев, им самим за пределами Старого города принадлежали лишь считаные строения. Вторым по прибыльности бизнесом в Шанхае являлась недвижимость, но ее, как и самый доходный бизнес — продажу опия, — целиком контролировали фань куэй. Зажиточные переселенцы из Нинбо и Кантона положили начало собственному архитектурному стилю, возводя дома с традиционными внутренними двориками и палисадниками, отделяющими здания от дороги. Они получили название «шикумен», или «каменные ворота», благодаря тому, что вход в такой дом обозначался воротами и каменными арками. Новые, более дешевые дома, выходившие на узкие внутренние проезды, назывались «лилуны», и очень немногие из них могли предложить своим обитателям такую роскошь, как санузлы и электричество. Но большинство неимущих китайцев в Шанхае не могли и мечтать о шикуменах и даже о лилунах. Это были бедные крестьяне, спустившиеся на лодках по Великому каналу, а затем — по Янцзы. Они бросали якорь в мутных водах Сучжоухэ и жили в своих лодках. Если лодка начинала гнить — либо от старости, либо из-за нечистот, которые в огромном количестве сбрасывались в реку, семья вытаскивала лодку на берег и… продолжала жить в ней. Когда же лодка окончательно разваливалась, из оставшихся досок бедняки сооружали хижину и поселялись там. Шанхайцы с присущим им злым сарказмом называли эти сооружения «гуньдилун», или «катящиеся по земле драконы». Суть шутки заключалась в том, что слово «лун», дракон, означало также и клетку.
Мало кому из обитателей таких «катящихся по земле клеток» удавалось вырваться из них. Лишь у самых талантливых или везучих получалось со временем перебраться в соломенные хижины, лилуны или шикумены.
Деньги идут к деньгам, поэтому зарабатывать в Шанхае могли лишь богатые, но только не китайцы.
Они жили во тьме, порожденной опием, но как было им прийти к обещанному свету, который сулили Семьдесят Пагод?
— Появятся ли здесь новые фигурки? — спросил Убийца.
— Кто знает! — ответил Резчик. — Хотя, похоже, какие-то из них уже готовы выйти на свет.
— С новыми пророчествами, — добавила Цзян. — Бивень нужно беречь как зеницу ока. Если он окажется в дурных руках…
— Бивень находится в безопасности. Так было всегда, — произнес Резчик.
Теперь этого недостаточно! — со злостью воскликнула Цзян. — Мы должны сделать все, чтобы сохранить его. Все!
Резчик кивнул, но ничего не сказал. Вновь появившиеся фигурки были, безусловно, интересны, но гораздо важнее был центральный, закрытый пока портал Бивня. Резчик в отличие от предшественников обладал пытливым умом. Ему хотелось поэкспериментировать с порталом, который, как сказал Первый император, может быть открыт только «людьми познавшими Тьму в Эпоху Белых Птиц на Воде».
Над Хуанпу снова взвились фейерверки, и пещеру наполнило эхо разрывов.
Не обращая внимания на бессмысленные, по его мнению, хлопки в небе, Ли Тянь заканчивал изготовление своей ракеты.
Глава шестая
ТУ НАНОСИТ УДАР
Цзян велела освободить для тонгов южное крыло своего заведения во Французской концессии. Она их не любила. Хорошо еще, что благодаря договоренности между ее семьей и семейством Коломб за «крышу» она платила не этим бандитам, а французским властям. Кроме того, за услуги, которые оказывали тонгам в ее заведении, с них брали ровно в два раза больше, чем с остальных клиентов.
Вернувшись из Муравейника, Цзян стала подумывать о том, чтобы удвоить и эти расценки. Вдруг она увидела молодого человека с непомерно большими ушами и ножом в руке.
«Куда смотрит моя охрана?» — мысленно удивилась она. Внезапно возникли другие мужчины — как и первый — с ножом. Один из них пнул ногой доску для игры в го. Черные и белые камни разлетелись по всей комнате, а один из игроков, пожилой мужчина, стал громко возмущаться.
Не успела Цзян успокоить обиженного клиента, как в гостиной появился молодой человек, державший пистолет с перламутровой рукояткой. Цзян сразу же узнала это оружие, оно принадлежало одному из ее личных телохранителей. Она наблюдала за тем, как люди с ножами идут через гостиную танцующей походкой, выдающей их молодость и свирепость. А потом почувствовала его рядом с собой. Он прижался к ее бедру. Цзян ощущала мускулы мужчины, но возбуждения между его ног не чувствовала.
— Добрый вечер, госпожа Цзян, — на удивление тонким голосом, слегка шепелявя, проворковал Ту.
— Добрый… — начала Цзян, но не успела закончить фразу.
Рука молодого человека скользнула под полу ее платья и легла на лобок.
— Вы ощущаете этот запах, госпожа Цзян?
— Какой?
— Запах перемен.
И тут из соседней комнаты раздался дикий крик Хозяина Гор. Через несколько мгновений в дверь ворвался и он сам, а следом за ним двое его приближенных — Белое Бумажное Опахало и Соломенная Сандалия. Они выбежали из задних комнат и остановились посередине просторной гостиной. Все трое были совершенно голыми.
Цзян с удивлением обнаружила, что «человека с ножом» рядом с ней уже нет, а жирный главарь тонгов вдруг пронзительно завизжал, и гости стали разбегаться в разные стороны, пытаясь оказаться как можно дальше от орущего во все горло голого толстяка.
