поведения, она готова к очной ставке со злопыхателями, так как не делала ничего предосудительного и совесть у нее совершенно чиста. Амос сделал над собой усилие и поверил ей. Его тянуло к ней больше, чем когда-либо, и она сумела сыграть роль влюбленной женщины, готовой на все, лишь бы восстановить прежнюю гармонию в отношениях со своим мужчиной. Марика отдалась ему со всей страстью, на которую только была способна, и, уходя, оставила его гораздо более спокойным, чем прежде.
Но надежные стены родного дома располагали к размышлениям, и Амос решил, что все обстоит не совсем так, как рассказала ему Марика. «Во всяком случае, – подумал он, – спокойствие – удел сильных людей, а со временем тайное всегда становится явным. Главное – воспринимать все спокойно».
С такими мыслями он полностью посвятил себя подготовке к защите диплома.
XXII
Рассвет 30 апреля застал Амоса в бодрствующем состоянии: он пытался привести в порядок собственные мысли, по десять раз подряд повторяя речь, предназначенную для защиты диплома. Услышав пение петуха, он понял, что поспать уже не удастся; взволнованный донельзя, он поднялся с постели и стал медленно собираться. Из родительской спальни до него доносился шум. Он прислушался и понял, что мама тоже уже встает, так что в кухню они спустились почти одновременно. Синьора Эди, которая демонстрировала поистине олимпийское спокойствие, на самом деле волновалась больше сына, но при этом с невозмутимым видом старалась подбодрить его разными способами. Амос выпил чашку горячего кофе и закрылся у себя в кабинете, чтобы заново просмотреть текст своего выступления. Наконец он услышал знакомый звук мотора машины Этторе: пунктуальный, как всегда, тот приехал, чтобы проводить его в Пизу.
На факультете он столкнулся с Эудженио, бывшим одноклассником, который, оказывается, защищался в этот же день. Амос выразил желание быть одному во время дискуссии, поэтому Этторе решил пойти погулять в город и оставил его вместе с другом. Пожелав молодым людям удачи, он ушел, пообещав вернуться попозже.
Охваченные страшным волнением, без пяти минут выпускники университета бродили между колоннами, пока не настала очередь Эудженио.
Дискуссия началась, и он, защищавший диплом по каноническому праву, немедленно завоевал внимание комиссии, обычно рассеянной и скучающей, своими смелыми рассуждениями по поводу недостатков церковного разрешения на брак. Некоторые доценты даже выступили с личными наблюдениями и весьма специфическими вопросами, что сильно затянуло процесс, но при этом однозначно способствовало тому, что дипломант в лучшем виде «показал товар лицом», заслужив высокую оценку.
Сразу после него пришла очередь Амоса, которому предоставили свободу говорить все, что он пожелает, про своего Монтескьё, и отпустили довольно быстро. Какую оценку ему поставить, комиссия решала тоже недолго: председатель, который был научным руководителем дипломной работы Амоса, пригласил его в аудиторию и без всякого выражения объявил, что члены комиссии оценили его труд и он защитился с девяноста девятью баллами из ста двадцати возможных.
Амос пребывал будто во сне, ему даже вдруг стало страшно, что он может проснуться и все окажется неправдой. Однако он быстро пришел в себя, когда, переступив порог аудитории на выходе, столкнулся с буквально налетевшей на него группой фотографов, предлагавших увековечить его: «Доктор, доктор![4] Можно? Пожалуйста, только одну фотографию, доктор! Фантастика! А давайте еще одну – вместе с руководителем, доктор, это будет прекрасное воспоминание! И еще одну – с вашим другом, доктор!»
В любой другой момент Амосу претила бы такая дешевая комедия, но сейчас он почти с наслаждением принимал участие в игре, чувствуя себя словно во сне, и ему очень хотелось, чтобы этот сон не кончался. Тем временем Этторе вернулся и с довольным видом наблюдал за разворачивающейся сценой, стоя в стороне, опершись на одну из колонн. Он закурил и старался держаться подальше от группы фотографов и дипломантов.
Когда все разошлись, Амос и Эудженио подошли к Этторе. Произошел краткий обмен репликами, а потом они вместе ушли. Эудженио предложил выпить за их защиту, и никто не отказался от столь заманчивого предложения.
По возвращении домой Амос обнаружил, что родные затевают праздник. Отец решил угостить семью ужином, пригласив всех в один из местных ресторанов. Эудженио тоже пригласили, а вот Этторе отказался присоединиться, сказав, что его ждет жена. «За ужином я ем очень много, а потом не могу уснуть всю ночь! – сказал он, смеясь. – И потом, старикам не пристало шататься где-то по вечерам!» Он сердечно распрощался со всеми и ушел.
В тот момент, когда они выходили из дома, во дворе затормозил автомобиль флориста: Амосу привезли букет и записку. Поблагодарив флориста, Амос распечатал конверт: подарок был от Марики. Легкая тень пробежала по его лицу; затем он сунул записку в карман, передал букет матери и пошел вперед.
Ночью, ворочаясь в постели, он никак не мог уснуть. «Время подводить итоги! – думал он. – Надеюсь, родители довольны, они столько страдали из-за меня, так волновались за мое будущее, что и меня заразили своей тревогой. Конечно, я еще не добился ничего особенного, но все-таки защита диплома представляет собой важный этап, в особенности для них, ведь они так боялись, что я буду убогим, буду плестись в хвосте успешных людей этого мира… Но потом они постепенно убедились, что я догоняю остальных, завоевываю позиции и сражаюсь на равных, яростно, но по правилам, плечом к плечу с лучшими, и что не все потеряно. Бедные мои родители! Они поверили в меня, и я докажу им, что это не зря. Придет день, когда я заставлю их позабыть все тревоги и волнения, и они станут гордиться мной».
Чем больше Амос размышлял, тем больше волновался; он крутился в постели и никак не мог уснуть. Тогда он встал, спустился по лестнице и сел за пианино.
Все спали, но Амос был уверен, что звуки музыки никого не разбудят: ведь он часто садился играть именно в такое время, и родители уже привыкли. Сейчас он чувствовал себя счастливым и довольным; судьба наконец улыбнулась ему, и жизнь повернулась к нему своей лучшей стороной. Он распахнул окно, и в комнату влетело легкое дуновение весеннего ветра, теплого и душистого. Амосу это показалось добрым знамением. Он вдохнул воздух полной грудью и снова прикоснулся к клавишам.
На следущий день до Амоса дошло грустное известие: умер синьор Толедо – конный эксперт, в свое время обучавший Амоса искусству верховой езды и обращению с лошадьми, уникальный человек, полный жизни и силы. Он скончался от внезапной неизлечимой болезни. Амос сперва растерялся, а потом его сердце сжалось от боли. «Как вообще могут умирать некоторые люди?! – подумал он и сам удивился своим мыслям. – И как быстро все забывают о них! Но я его никогда не забуду!» – с горечью и волнением поклялся он самому себе. Он стал вспоминать далекие дни в самом сердце Мареммы, которые проводил среди лошадей, рядом с этим простым и суровым человеком, всегда говорившим все, что думает. В течение десяти дней он вставал в пять утра, чтобы отправиться в конюшню к Толедо, где тот держал лошадей для объездки; и теперь ему казалось, что без Толедо там все изменится, потому что такие люди, как он, иначе воспринимают жизнь и на всем оставляют отпечаток своей индивидуальности.
На несколько часов Амос позабыл события вчерашнего дня. Мысли занимали воспоминания об ушедшем друге; в ушах звучал его голос, произносивший замечательные выражения, вроде: «Земля даже молнию остановит» – о человеке, упавшем с лошади; или: «Бояться ты не боишься, но смелости тебе не хватает!» – о тех, кто не решался взобраться в седло.
Но любой человек устроен так, что не умеет долго радоваться одному и тому же и точно так же не может не противиться боли и горю. Поэтому уже вечером свежезащитившийся Амос поддался на уговоры друзей и отправился с ними на ужин, где после пары бокалов чудесного красного вина его печаль превратилась в теплое воспоминание, которое навсегда будет храниться в одном из самых почетных мест его памяти.
В последущие дни он позволил себе немного отдохнуть и развлечься, хотя смерть Толедо и страшная катастрофа на Чернобыльской атомной станции постоянно занимали его мысли – до такой степени, что он
