— У супергероя, — поучительно сказал сын, — всегда есть какие-нибудь суперспособности. Например, человек-паук умеет по стенам лазить и паутиной выстреливать. Сорвиголова — слепой, но ориентируется еще получше тех, у кого глаза есть…
— А Супермен — летает, — догадался Знаев и вытянул вперед кулак.
— Ну да. Есть даже целые команды супергероев. Люди Икс, или Фантастическая Четверка… Это долго рассказывать, папа. В общем, ты не можешь быть супергероем, потому что у тебя нет суперспособностей. Ты самый обычный человек.
— Это точно, — пробормотал банкир.
После паузы Виталик осторожно спросил:
— Ты уезжаешь, да?
— Уезжаю.
— А когда опять приедешь?
— Завтра.
— Я сегодня вас всех подвел, — грустно сказал сын. — Испугал. И тебя, и маму, и бабушку. И дядю Германа. Я не знаю, как уснул. Смотрел телик — и глаза сами собой закрылись. Я больше никогда так не буду.
— Тебя никто не винит. Но если ты решил поспать — надо открыть форточку. Особенно летом.
— Мама не разрешает мне открывать окна и форточки. Боится, что я вниз упаду.
— Тогда скажи маме, чтобы она… Хотя нет, ничего не говори. Я все сам скажу. Ты кондиционер включать умеешь?
— Умею, но мама говорит, чтоб я без нее ничего никогда не включал. Только телевизор. Она за меня боится. Она говорит, что я у нее один.
— Она правильно говорит.
— Ты, папа, все время мне повторяешь, что мама все правильно говорит и все правильно делает. Почему ты тогда не живешь с мамой? Если она все правильно говорит и делает, значит, она хорошая. И вам надо жить вместе.
— Скоро мы будем жить вместе. Вот увидишь… Жди меня завтра, хорошо?
— Знаю я тебя, папа, — укоризненно сказал младший Знаев. — Ты всегда говоришь: «Завтра». А приезжаешь через неделю. Вот у нас в школе, если кто-то хочет что-то пообещать, он дает слово пацана. Можешь дать слово пацана, что завтра приедешь?
— Могу, в принципе. Только ведь я, сынок, не пацан. Я взрослый.
— Ну и что? Вон дядя Герман тоже взрослый. Но он дал слово пацана, что осенью мы полетим в Лондон, на футбол. «Челси» смотреть или «Манчестер юнайтед».
Знаев собрался было нравоучительно заметить, что дядя Герман — типичный пацан, а никакой не взрослый, но подумал и сказал:
— Даю слово пацана, что завтра вечером заеду.
Виталик просиял:
— Спасибо, папа.
— Счастливо, сын. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже.
Когда он нажал кнопку лифта, сзади подошел Жаров.
— Пойдем покурим.
Банкир кивнул.
Жаров критически оглядел ступени пожарной лестницы. Кряхтя, уселся. Поставил рядом свой шлем, задымил очередной сигаретой, задумчиво изрек:
— Мамка твоя — суровая женщина.
— Ага, — равнодушно ответил банкир.
— Вчера так бухали, так бухали… — пожаловался электроторговец. — До шести утра. Фейерверки запускали. Башка раскалывается. С утра полез за пивом — хрен там. Нету пива. Собрался ехать в поселок — тут звонок сестренки. Примчался, думал у соседа твоего взять — то же самое. Нету, говорит, пива. На рожу вроде приличный дядька, а пива нету. Или есть, но зажал, гад…
— Есть у него все. Зажал.
— Жлоб, значит.
— Нет, не жлоб. Но пиво зажать может.
— Я так и понял. Кстати, девчонку твою всю ночь вспоминали. Как она Анжелу — в нокаут!.. Это песня!
— Ты зачем ей звонил? Девчонке моей?
Жаров насупился.
— Прости, Знайка. Не смог с собой совладать. А тебя что — задело?
— Может, и задело.
— Лучше б тебя задело то, что час назад случилось. Лучше б тебя задело то, что мама твоя сказала… Она ведь все очень правильно сказала. Это тебе знак, брат. Бросай куролесить. Иди и помирись с Камиллой. Сейчас. Я поеду за пивом — а ты иди мириться. Я приеду с пивом — чтоб вы уже помирились! И вместе сядем пиво пить. Здорово я придумал?
— Наверное, — вежливо ответил Знаев и все-таки посмотрел на часы. — Но у меня дела. Срочные.
Жаров смерил его злым взглядом.
— Дела? Срочные? В воскресенье, в восемь вечера? Не гони мне, Знайка. Понял я твои дела. Еще вчера. Когда ты ко мне в дом пришел, в обнимку с малолеткой. Послушай меня, брат. Только внимательно послушай… С бабами путаться — это не твое. Я это умею, а ты — нет. Оставь это мне. Тебе же лучше будет. Рыжая, конечно, чувиха сладкая, я тебя где-то хорошо понимаю… Но в семье тебе будет лучше. Ты не ходок по бабам…
— Зато ты у нас большой специалист.
— Точняк. Не спорю. Я без этого не умею. — Жаров помолчал, взял в руки шлем и стал оглаживать, как будто подружку по плечику. — Причем я не какой-нибудь там… Типа, поматросил и бросил… Я, Знайка, любви ищу. И нахожу. Как найду — сразу влюбляюсь. Дико. Я, брат, пиздец как искренне влюбляюсь! Особенно первые дни… Когда еще ничего не ясно, когда пальцем не трогал… Не сторонник я каких-то страстей бешеных, нет, — я хочу, чтоб все приятно было… Чтоб скользило, колыхалось, как будто слабенькой конопелюшки покурил… Все удобно, все по кайфу… Со всеми — добрый, ходишь — вальсируешь, в натуре… Это тебе не чужое золото по подвалам припрятывать. Я в Анжелу знаешь как влюбился? Три недели не прикасался. Даже не намекал. По мюзиклам водил, по кабакам… Любовался. От запаха ее пьянел. Я ей — хочешь, киса, брюту? А она — мне с него в нос шибает… А супу, говорю, хочешь, из акульих плавников? А она — я акул с детства боюсь… Вот скажи, где она акул видела, в детстве, в своем Саратове?
Жаров сладко жмурился. Сейчас он напоминал не грозную альфа-гориллу, а огромного холеного кота, вконец утомленного собственной сытостью.
— Дай затянуться, — попросил банкир, протягивая руку к сигарете друга.
— Затянись, — усмехнулся тот. — Только ты ведь не куришь.
— Перенервничал… Ах ты, гадость какая…
— А раз гадость, так верни обратно. Знаешь, почему капля никотина убивает лошадь, а сигарета курильщика — не убивает?
— Знаю, — сказал Знаев. — Никотин — неустойчивый яд, он быстро распадается… Черт… Подвинься…
— Что? — усмехнулся электроторговец. — Голова кружится? Повело тебя, брат. Видишь, как вставило… от неустойчивого яда. Присядь.
— Голове горячо.
— Сосуды сузились, — благодушно объяснил Жаров, — вот и горячо. Выходит, брат, что и сигареты — тоже не твое! Бухло, бабы, курево, казино, кокаин… вся эта шняга, дрянь, говенная байда для богатеньких — ты всегда умел мимо этого шагать… Вот и дальше шагай. Я вот не прошел мимо — а ты смог. Вон какой
