Дует рассвирепевший Змей, сыплет огонь, как десять печей раскаленных. Но и огонь не может перейти через борозду. Лишь только огонь дойдет до борозды, тотчас же взлетает он к небу под облака, словно о мраморную стену ударившись.
Брызжат, сыпятся искры и пламя и возвращаются к Кипень-горе: полгоры спалил Змей, а малого Ягленца потерял.
Когда ветер Ягленца перебросил, рассмеялся мальчик тому, что так быстро полетел. Рассмеялся он раз, рассмеялся два.
А на озере перед церковкой сидит Рутвица.
Вечер уже, но не может Рутвица уснуть от шума и беспокойства в горах, которые смущают тишину на святом озере. Слыхала Рутвица, как кричат и визжат Заточницы, и как ревет Медунка. Слыхала, как дует Змей из ущелья и видела, как разливался огонь по горам.
И сейчас глядит на пламень горючий, что тянется в небо под облака.
И тогда услыхала она, — о, Боже, что слышит она?! — Кто-то рассмеялся, словно колокольчик серебряный. Забилось сердце у Рутвицы.
Рассмеялся опять тот же голосок.
Не может Рутвица удержаться и закричала с острова:
— Кто это смеется там в горах? — ласково спрашивает Рутвица, с трепетом ожидая: кто же ответит.
— Кто это меня там с острова зовёт? — отвечает малый Ягленац.
Узнала Рутвица лепет Ягленца.
— Ягленац! Брат мой единый! — воскликнула Рутвица и вытянулась вся белая в лунном свете.
— Рутвица! Сестрица! — крикнул Ягленац и легкий, как мотылёк, полетел через камыш, через тростник, через травы водяные на островок. Обнялись они, расцеловались, уселись при лунном свете перед церковкой. Недолго поговорив, так как о многом они еще не умели разговаривать, взялись за ручки, прижались друг к другу и уснули.
VIII
Так день за днем стали они жить на святом озере. Счастлив Ягленац, большего ему счастья и не нужно.
На озере есть вода ключевая и малина сладкая. На лугах днем — цветы и бабочки, ночью — светлячки и роса. В кустах — соловьи и горлицы.
Рутвица вечером Ягленцу устраивает постельку из листьев, а по утру в озере его купает и лапотки ему плетёт. И думает Ягленац, что целый мир там, за межой находящейся, ему не нужен.
Легко Ягленцу, потому что он юн!
Хорошо и Рутвице, но на ней лежит забота охранять Ягленца и доставать пропитание. Уж так Бог установил, что младшие имеют только то, что старшие для них раздобудут.
Так на целом свете, так должно было быть и на святом озере.
И гнетёт забота Рутвицу: «Завтра уж Петров день, а бывает ли малина после Петрова дня? Станет ли вода холоднее, и солнце менее жарко, когда придет осень? Как мы будем проводить зиму в одиночества? Уцелеет ли наша избушка в долине?»
Так раздумывает Рутвица, а там где заботы, там скорее всего появляются и искушения.
Однажды, лишь только подумала она: «Боже мой, какое было бы счастье, если бы мы опять смогли вернуться в нашу избушку!» — окликнул её кто-то с горы. Оглянулась Рутвица и видит, что там, с другой стороны межи, стоит у леса самая молодая из Заточниц. Увидала Заточница золотой пояс на Рутвице и захотелось ей получить этот пояс больше, чем что-либо на свете.
— Голубушка, сестрица, брось мне пояс — кричит волшебница из-за борозды.
— Не могу, пояс этот — подарок моей матери, — отвечает Рутвица.
— Голубушка, сестрица, пояс этот не от матери, а от княгини, а княгиня давно умерла. Брось мне пояс, — сказала волшебница, которая помнила княгиню.
— Не могу, пояс этот от матери, — опять говорить Рутвица.
— Голубушка, сестрица, я выведу тебя и брата в долину, и ничего с вами не произойдет плохого; брось мне пояс — опять кричит волшебница.
Это был великий соблазн для Рутвицы, которая так хотела выбраться из гор! Но все же она возражает и память матери оберегает от жадности волшебницы.
— Не могу, пояс этот от матери.
Ушла опечаленная волшебница, но на другой день снова вернулась и снова начала:
— Брось мне пояс, выведу я вас из гор.
— Не могу, пояс от матери, — снова отвечает Рутвица, и тяжело было у неё на сердце.
Семь дней появлялась так волшебница, семь дней досаждала Рут-вице. Соблазн был сильнее самой тяжелой работы, и малая Рутвица даже осунулась, столь велико у неё было желание спуститься в долину. Но пояса она все же не отдала.
Семь дней волшебница просила, семь дней Рутвица отвечала:
— Не могу, пояс от матери.
Когда и на седьмой день она так же ответила, то увидала волшебница, что помочь этому нельзя ничем.
Спустилась волшебница под гору, села на заброшенный камень, распустила волосы и расплакалась, так велико у неё было желание добыть золотой пояс княгини.
IX
Между тем благородная и добрая княгиня не умерла, а жила уже много лет в некоей далекой земле со своим сыном-княжичем.
Княгиня никому не рассказывала о своем высоком происхождении, а сын ее во время бегства был слишком мал и потому ничего не помнил.
И поэтому в той земле никто, и даже сам княжич, не знал, что они княжеского рода. Да откуда можно было узнать, что она княгиня, если она не имела ни короны, ни золотого пояса, а то, что она была добра, тиха и благородна, еще не доказывало, что она должна быть княгиней.
Княгиня жила у одного зажиточного хозяина и ткала и пряла на весь его дом.
Тем и содержала она себя и сынка своего.
Сынок вырос в крупного и красивого юношу необычайной силы и крепости, и княгиня его только хорошему учила.
Но одно неприятно: княжич был весьма вспыльчив и резок. Люди его звали «богатырь Реля», потому что был он силен и резв. Но был он к тому же ещё и беден.
Скосил однажды богатырь Реля хозяйский луг и в полдень улегся в тени отдохнуть. Но проезжал там верхом некий юноша и окликнул Релю:
— Эй, парнишка! Встань и сбегай, там на дороге ты найдешь мою серебряную шпору. На пути где-то упала она у меня.
Когда услыхал это Реля, вскипела у него кровь княжеская, кровь вспыльчивая — что кто-то прерывает его отдых да еще и посылает искать шпору.
— Как же, сейчас побегу, — крикнул богатырь Реля, — а ты ложись здесь и отдыхай вместо меня.
Сказав это, подскочил он к юноше, стащил его с коня и так встряхнул, что полетел тот в тень и остался там лежать, как мертвый.
А рассвирепевший богатырь Реля побежал к матери и крикнул ей:
