обещала сама.
— Галя, уже десять минут восьмого, — говорит Виктор, не подымая глаз, держа перед собой руку с часами.
— Я очень виновата, — отвечает Галя, — но я не смогу. У нас так скоропалительно назначили контрольную по английскому… Я побегу к Кире заниматься.
Сева смотрит на девушек: те улыбаются уголками губ. Они знают, что завтра военный день у всего курса. Но подругу никто не выдаст.
Галка быстро собирается, кладет в портфель пару тетрадок, в том числе и тетрадку по кристаллографии, как замечает Сева.
— Пойдемте, ребята, проводите меня до трамвая.
Значит, она не идет на свидание с тем хлыщом? Значит, Малый оперный отпадает? Но тогда о чем же договаривался с ней тот подозрительный субъект? Или она хочет обмануть всех, избавиться от них и поехать в Малый оперный? Галка — обмануть?
На душе становится муторно. В это время к остановке подходит двадцать третий и Галка на ходу прыгает в трамвай, посылая рукой привет обоим своим друзьям.
Сева знает, этот трамвай идет на улицу Комсомола, где живет та самая Кира. Но не сменит ли Галка маршрут, не пересядет ли в другой трамвай?
— Может, пойдем в филармонию… а? Билеты пропадают, — голос у Виктора жалобный.
— Черт возьми, я только сейчас вспомнил: меня сегодня Гришка ждет, у него увеличитель, печатать будем. Знаешь, какие у него пленки? Вся альпиниада.
И Сева вскакивает в трамвай, идущий в противоположную сторону от направления, по которому поехала Галя.
На проспекте имени Карла Либкнехта он пересаживается на шестерку и едет догонять Галку. Он знает, где живет эта Кира. И если даже пойдет снег, или дождь, или что угодно, он выстоит и убедится, что Галка чиста и не способна фальшивить. Он ее дождется, и она все поймет.
Вот и улица Комсомола. Сева соскакивает. Вот знакомый дом. Эх, и долго придется ему дежурить здесь сегодня, если у нее действительно письменная…
И вдруг из парадной выходит Галка.
— Ты откуда взялся? — спрашивает она, увидев Севу.
— Ну, как твой английский? — отвечает он вопросом на вопрос.
Галка поняла, но отвечает равнодушным тоном:
— Киры нет дома, пойду заниматься в читалку, на Мытню.
— Мытня далеко, пока доедешь, поздно будет. Лучше зайдем в кино «Гигант», до сеанса позанимаешься. — Не дождавшись ответа, он берет ее под руку: — Вот так вернее, не сбежишь.
— Но это же возмутительно, — говорит Галка, — где же свобода личности? Ты даже не спросил моего мнения…
Это сказано таким тоном, что Сева слышит лишь одно: «Как хорошо, что мы встретились»… И руки она не отнимает.
После сеанса они долго бродят по городу. Сева спрашивает:
— Скажи, пожалуйста, что за тип подходил к тебе в библиотеке вчера днем?
— Оригинальный парень, правда? Только не в моем вкусе, — отвечает Галка.
— Что значит — оригинальный? Я имел случай убедиться, какой это пошляк. И почему он подходит к тебе?
Галка удивленно смотрит на Севу, потом смеется:
— Разве я обязана объяснять, почему ко мне подходят? Пока еще, к счастью, человек вольный… Это Кирин поклонник. Кира неделю как не выходит, болеет, вот он и пристал ко мне, чтобы я послужила почтальоном. Рассчитывал сегодня пойти с ней в театр. И, кажется, пошел. Я вчера сказала ей.
— В таком случае, надо предупредить Киру. — И Сева рассказывает Галке о нечаянно подслушанном разговоре.
— Грязь какая… — брезгливо говорит Галка. — Вот не думала. Конечно, я скажу ей. Откуда только берутся двоедушные, лживые люди!
— Но не все же такие, — вкрадчиво отвечает Сева. — Есть же и другие люди, честные…
— Вроде нас с тобой? Все это очень хорошо, но мне ничуть не легче от этого. Я хотела бы, чтобы ложь исчезла с земли, чтобы люди были ну хоть и не святые, не безгрешные, но хотя бы честные, не лживые. Неужели им так трудно? Я не понимаю. Я никогда не скажу человеку, что люблю его, если на самом деле не буду любить.
— Ты и тогда не скажешь, когда полюбишь, — говорит Сева печально.
— Напрасно ты так думаешь. Скажу… если только сама буду знать, что это так.
Севино сердце быстро колотится. Сейчас, вот именно сейчас самый подходящий момент рассказать ей о своем чувстве, о том, как она не покидала его ни на минуту, пока он воевал. Он же еще ни разу не объяснился с ней как следует. Откуда ей знать? А любовь породит любовь, это передастся ей непременно. Надо все сказать ей…
Вместо этого Сева молчит. Молчит, прижимая теплую ее руку, молчит, оглядывая темные громады домов на набережной.
— Ой, уже скоро час, в общежитии двери закроют! — вспоминает Галка. — Бежим скорее!
И они торопливо идут через Кировский мост, обходят напрямик прибрежные стены Петропавловской крепости, чтобы выйти сразу на проспект Добролюбова. Тающий снег хлюпает под ногами, южный ветерок обвевает лица. На том берегу Невы спит великолепный Зимний дворец, спит Эрмитаж. Спит весь город, и если протянуть руку совсем недалеко, можно приблизить к себе, притянуть эту упрямую девушку, можно поцеловать ее и умереть, и больше ничего не надо!
Но она не хочет этого, она рассердится, она не позволит. Подожди еще немного, помучайся, разве тебе не приятно так мучаться? Страшнее спугнуть надежду, страшнее обидеть. Сила тут не нужна, девушку надо победить как-то иначе, чтобы подчинение тебе стало ее неотвратимым желанием. Как же достичь этого? Неизвестно. А пока — береги то, что имеешь.
К концу весны Костя узнал, что его посылают на полгода в командировку на Дальний Восток для изучения архивных материалов. Ехать придется еще в августе, возвратится он только к Новому году. Но командировка эта была для Кости желанной, он рассчитывал, что ее результаты обогатят его кандидатскую диссертацию.
Уедет… Костя уедет на полгода. Вмиг вылетели из головы все сцены ревности, все размолвки, все досады. Уедет… Как же он там один обойдется теперь без нее? Не станет ли искать утешения в своем одиночестве? Конечно, он много раз объяснял, что чувства, его очень стойки и постоянны, но вдруг…
— Кто же будет там следить, чтобы ты имел чистую рубашку и не забывал поужинать? — печально спросила Маша.
Вместо ответа он залюбовался ее печалью. Как стало ей сразу грустно! Как она любит его! Милая…
— А женщины там в архиве будут? — спросила она с беспокойством.
— Наверное. Их всюду достаточно.
— И ты будешь за ними ухаживать, негодный?
Костя весело рассмеялся:
— Не мешало бы.
Он сказал это так, что она сразу успокоилась. Он хотел видеть, как еще она поведет себя, что еще скажет в порыве этой безопасной, нежной ревности. Она же знает, знает, что приковала его к себе без всяких цепей, и она еще спрашивает.
И вот он уехал. Ей было особенно трудно первый месяц. Откуда-то появилось свободное время. Его надо было расходовать. Маша еще прошлой осенью подала заявление в университет, она просила разрешить ей быть соискателем на звание кандидата исторических наук, разрешить сдать необходимые экзамены. Ей разрешили охотно. Работа в музее не требовала всех сил, и Маша, приучившая себя в студенческие годы к большой нагрузке, сумела в течение года сдать часть кандидатских экзаменов.
