9. Строители социализма
В переполненном вагоне едут типичные прусские люди из простонародья, старики и молодые, бабы и дети. Полки забиты их нехитрыми пожитками — некрашеными, деревянными сундучками, мешками. Заунывно позвякивают жестяные чайники. Уставшие от дальней дороги, небритые, раздраженные пассажиры в каком-то отчаянии и унынии.
Несколько мужиков пьют чай, остальные курят махорочные самокрутки рассматривая мелькающую за окном тайгу. Они обмениваются репликами:
— Вот и Сибирь!
— Она, матушка. На каторгу едем…
— Жизнь ты, жизнь, невеселая!
— Загнали нас, куда Макар телят не гонял…
— Эх, граждане! Объездил я уже всю страну, в поисках хлеба и счастья. Строил пристань на Мурмане, ловил рыбу в Каспийском море, пилил лес на Медвежьей Горе — все узнавал, где жизнь-то получше… — рассказывает молодой, кудрявый парень с гармоникой.
Пассажиры поворачивают к нему испитые лица, прислушиваясь.
— Ну и где же счастье-то? — спрашивает пожилой усатый рабочий Макар Ильич.
Но вместо ответа, бывалый парень, широко растянув мех своей двухрядки, поет минорную песню:
«Всю Россию я объездил.
Нигде я счастья не нашел.»
Долго звучит в вагоне его заунывная песня под аккомпанемент гармонии.
Захар Кузьмич, шевеля фельдфебельскими усами, приподымает блинообразное кепи и многозначительно почесывая затылок, речитативом произносит частушку-пародию:
«Жить стало лучше, жить стало веселей.
Что стоило три рубля, теперь стоит сто рублей!»
Захару Кузьмичу аккомпанирует гармонист.
В комфортабельном салон-вагоне едут командиры социалистического строительства: секретарь комитета коммунистической партии Василий Коробов, несколько советских инженеров, Мак Рэд, Де-Форрест, баварец Краус, переводчицы и одетый в штатский костюм Петр Арбузов. Они сидят за столиками, уставленными едой и многочисленными бутылками.
Происходит обычная дискуссия о советских достижениях. Коробов в расстегнутом френче, рисуясь и дымя трубкой, жестикулируя ораторствует:
— Наша промышленная продукция возросла по сравнению С девятьсот тринадцатым годом в три раза. Заработная плата тоже увеличилась в несколько раз. Мы ликвидировали безработицу. Мы строим…
— Однако, в вашей стране отсутствует полнокровный жизненный импульс. Ликвидировав мелкую частную собственность, тем самым вы уничтожили инициативу человека, то есть, ту движущую силу, которая является главным условием процветания и прогресса любой страны, — говорит Краус.
— У нас свободный и радостный социалистический труд! — с пафосом отвечает Коробов, — движущая сила у нас — воля партии и ее вождя!
— Не это ли воля партии?… — иронически спрашивает Краус, показывая на партию заключенных, работающих по прокладке вторых железнодорожных путей. Мак Рэд и Де-Форрест, взглянув в окно медленно проходящего поезда, рассматривают бородатых людей в однообразной грязной оборванной, одежде. Несколько человек сгорбившись несут тяжелую рельсу.
— Я, знаете, — продолжает Краус, — прожил в вашей стране четыре года и видел и слышал не мало.
Коробов бросает полный ненависти взгляд на Крауса. Арбузов подергивается на своем кресле.
Два охотника шорца бредут тайгой, возвращаясь от шамана. Они останавливаются на горном перевале, прислушиваясь к еле слышному гудку паровоза. Шорцы прячутся за ствол роскошного сибирского кедра и с ужасом глядят на медленно появляющийся поезд. На лице, поросшем жидкой бородкой мелькает полный ненависти взгляд.
Медленно приближается поезд. Старый шорец достает из колчана стрелу. Пробует хорошо ли натянута тетива лука. Зеленые вагоны мелькают сквозь ветви. Шорец вкладывает стрелу и туго натягивает Тетиву… Второй, прикладывает к плечу кремневое ружье…
В салоне продолжается дискуссия. Коробов по-прежнему разглагольствует, а Краус ему оппонирует:
— Дикая техническая отсталость! Труд рабов! А вы говорите догнать и перегнать передовые индустриальные страны? С кем? С этими людьми, которых мы видели? Они едва держатся на ногах и превращены в жалкий и малопродуктивный рабочий скот?…
— Объективные причины… — начинает Коробов, но Краус перебивает его:
— Я удивляюсь, как вы не боитесь гнева народа; ведь не вечно же он будет бессловесен и покорен. Я тоже коммунист и на мой взгляд…
Арбузов, развалившись в кресле и нагло улыбаясь, произносит:
— Во-первых, уважаемый господин Краус, большевикам вообще незнакомо чувство страха, а во- вторых…
Оперенная стрела разбив стекло застряла в спинке сиденья. Гремит выстрел. Осколки стекла со звоном сыплятся на пол и столики. Пассажиры вздрогнув, нервно поворачиваются к окну, но реакция не знающих страха большевиков — Коробова и Арбузова — сильнее и они дружно, как по команде прячутся под столы… Видя, однако, что серьезной опасности нет они появляются вновь и Коробов говорит:
— Спокойствие, товарищи! Стрела, пущенная каким-нибудь потомком Чингизхана, не остановит победного шествия социализма!
Многие улыбаются в ответ на эту тираду.
— Итак «во-первых» — мы видели. Что же «во-вторых»? — не унимается Краус.
— Товарищ Краус! В порядке партийной дисциплины, я призываю вас прекратить неуместный разговор, — резко говорит Коробов.
— Я в порядке критики и самокритики… — пытается оправдаться немецкий коммунист.
— Что происходит? — удивлен Де-Форрест.
— Может быть, это инсургенты!? — спрашивает Мак Рэд.
Де-Форрест вынув стрелу и рассматривая ее произносит качая головой:
— Это мне напоминает семидесятые годы прошлого столетия, у нас, на диком Западе…
10. Вавилон двадцатого века
Начальник строительства Иван Шеболдаев с искренним русским радушием принимает американских гостей в своем кабинете. Жесты его размашисты и подчеркивают широкую, грубовато-добродушную русскую натуру. Обстановка самая простая и даже сердечная. Он говорит громко, как и подобает «отцу- командиру».
— Ну, вот и прекрасно. Теперь наша механизация Сдвинется с мертвой точки. Работы не боитесь? — спрашивает он.
— Мы приехали сюда не развлекаться, — отвечает Мак Рэд.
— У нас работы много — Шеболдаев показывает рукой на развернувшуюся за окном панораму огромного строительства. — Идемте, покажу нашу гордость!
