– Я все равно на Камчатку.
– Ку-да ты?..
– Вулканы посмотреть захотелось. Ты вулканы видел?
– Хрен ли ты там делать будешь?
– Осточертело все. Хочется иногда жить как хочется, а не как живется… Ты бабушку помнишь?
– Конечно. Как она – жива?
– Умерла, три года. Так вот. У нее сестра единственная оставалась, в Вологде. Письма все писали, на жизнь жаловались. Ну, Забайкалье далеко – все не увидеться. А переехали мы в Минск – на западе ж не расстояния. И все никак!..
А как померла – сестра назавтра прилетела. Очень просто: взяла билет, приехала в аэропорт и села в самолет.
Тут до меня и дошло, как все на свете просто: взять – и сделать.
Теслин осмысливал сентенцию. Гурулев налил:
– Давай – чтоб брали и делали.
– …ты всегда был голова, – вздох. – И в седьмом классе еще, – вздох. – На четвертый перешел? А я что…
– Во великое дело. Через год поступишь куда угодно.
– Ку-да? И на хрена…
В полутьме стучали по мячу с волейбольной площадки.
Отойдя, встали рядом окропить забор, и было в интимной и откровенной естественности этой процедуры что-то из семилетней давности, в темноте гуляли вдвоем, курили в парке, по степи на великах гоняли, писали девчонкам записки, стекла еще били из рогаток, неразлучные и поверяя все, все сходно было, самая юность только начиналась, впереди все было, хотя и тогда уже вовсе не все было, оказывается, впереди.
– Ребят-то видел кого дома?
– Тиму, Кибалю, Кимку, – перечислил Гурулев. – Алку Сухову видел. Мяса, говорят, помощником капитана плавает. В Сингапуре был.
– Он на Сахалине мореходку кончал.
Добавили еще и курили под нацеленными рогами месяца. Ночная сырость с Амура начинала пробирать.
– А клипер помнишь? – спросил Теслин.
– Белый парусник на двоих…
– Что?
– Песня есть такая…
– А. Споешь, может?.. Ты на гитаре не играешь?
– Нет, не умею, – пожалел Гурулев. Помолчав, сказал: – Хочешь, стихи почитаю.
Теслин поднес ему спичку:
– Здорово… Чьи это?
Гурулев хотел скромно соврать, не выдержал: «Мои», – сказал бегло, развлекаясь звучанием своего голоса. Его развезло.
– …заматерел ты… матрос.
– …ты видный парень стал… Кто б подумал… Слушай… Так ты не женился?
– Пс-с-с. Как видишь…
– Слушай… Ты давно ее видел в последний раз?..
– В январе. – Гурулев давно ждал этого вопроса. Говорить первым он не хотел.
– Так чего у вас?.. Собирались же.
– Мало ли кто чего собирался.
– Никогда я не мог ее понять.
– А нечего понимать. Кстати – ты писал, тогда проезжал через Москву – чего к ней не зашел?
– Лето ж было. У нее каникулы.
– А позвонить по междугородке? Что, до Тулы далеко на электричке, что ли.
– Откуда я знал, дома она или на юг уехала. Или в стройотряде.
– Написал бы заранее.
– Зачем? На хрен, все равно. Давай выпьем за нее. Если честно – я таких больше не встречал.
– И не встретишь. Я тоже. Тираж одна штука. Давай.
– Будем!
Добили на двоих последнюю сигарету, Теслин сходил в кубрик и принес две пачки из своего блока.
– Когда через три года после вас они уехали на Запад, я в эту школу больше ходить не мог. Честное слово. Все напоминало. Просто не мог. Уехал к сестре в Могочу, там кончил…
– Я помню твои письма, – сказал Гурулев.
– И когда отец умер. Она снилась мне. Всю ночь снилась. Я не мог понять, сплю или нет. Просыпаюсь, а это только кажется. И она рядом. Такие дела… Слушай… Замуж она не вышла еще?
– Не знаю. В январе собиралась. Может и вышла уже.
– А он кто?
Гурулев подумал, не удержался, сплюнул и не одобрил себя.
– Вот именно. Никто. Папа – завмаг. Ни рожи ни кожи. По-тупому наглый.
– Не понял. Так что она в нем нашла?
– А там и искать нечего.
– Значит, она ему сильно нужна, – мудро рассудил Теслин.
– В том-то и дело, что по-моему не очень она ему и нужна.
– Тогда, значит, дело в этом. Жаль, если так.
– Сама она не знает, что ей нужно.
– Жизнь ей отомстит, – детским голосом предрек Теслин.
– А. За что ей мстить. Она сама несчастней всех. …Об одном я жалею, – сказал он…
– О чем?..
– Что женщиной ее не сделал.
– Мог?..
– Мог…
– Зря.
– Не хотел – так. Так – не хотел. Понимаешь?
– Эх… Понимаю… Это зря. Это очень зря.
– Я знаю. И тогда знал. И все равно…
– Жизнь, – усмехнулся Теслин. Помотал головой. – Черт. Будто вчера ты уехал!
– Вчера. Три жизни только прошло с этого вчера.
– Полдвенадцатого, – посмотрел Теслин. – Мне с ноля на вахту заступать.
Гурулев расстегнул ремешок плоских золоченых часов, вложил ему в руку и сжал в кулак.
– Ты чего еще? – Теслин не ожидал.
– Держи, сука. Помнишь, как мы уезжали? Как не поменялись с тобой часами – ты не хотел, у меня лучше были? Да кончай, – решил обидеться Гурулев. – Ты что думаешь – я спьяну, что ли? На свои деньги куплены, после стройки, потом и кровью… твою мать.
Теслин смотрел с предельным чувством, глаза в темноте посверкивали.
– Следующий раз будет раньше, чем через семь лет, – сказал он. – Это я тебе твердо обещаю.
Теслин вернулся из темноты и провел Гурулева сквозь дырку в штакетнике. Низкий бетонный колодец под колпаком был неприметен в зарослях. Сюда имеет право входа, кроме нас, только командир флотилии, начальник штаба и начальник секретной части, блядь, сказал Теслин. Говорили шепотом.
Скобяной трап опускался в далекий подсвеченный бункер. По звучному бетонному коридору вошли в кубическое помещение и затворили блиндированную дверь. Теперь можно хоть песни петь, засмеялся
