интересны его планы на этот день.
— Должна приехать Кейти. Мы пойдем к родителям. А ты?
— Мы собираемся у Майка и Барб. Хотя фарш для начинки готовит Ма. Она до смерти боится, что Барб может положить в него немного купленного в магазине хлеба и убьет этим всю семью.
Смеясь, он дошли до пикапа, остановились и посмотрели друг на друга.
— Кейти впервые увидит дом.
— Это доставит ей большое удовольствие.
— Не уверена. Мы поссорились из-за того, что я продала дом в Сиэтле. — Виновато пожав плечами, Мэгги продолжила сердито: — Черт, я старалась быть честной. Мы повздорили, и с тех пор Кейти на меня дуется. Так что я немного волнуюсь. Она считает, что святая обязанность матери сохранять семейный очаг именно в том доме, где выросли дети. Пару недель назад я ездила в Чикаго, мы вместе обедали, но встреча была, мягко выражаясь, несколько прохладной. — Мэгги вздохнула. — Ох уж эти дети!
— Ма всегда говорила, что дети обязательно проходят стадию эгоизма, когда они считают, что их родители — полные придурки, которые неправильно одеваются, не то говорят и не так думают. Я сам через это прошел.
Мэгги невинно раскрыла глаза:
— А я?
— Не знаю, — рассмеялся он. — А ты?
— Наверное. Я не могла дождаться, когда уеду от матери.
— Ну, ты и уехала.
— Эрик Сиверсон, ты мне совсем не сочувствуешь! — проворчала Мэгги с притворным раздражением.
Он опять рассмеялся, задумался и переменил тему.
— Цени свое счастье, — сказал он неожиданно серьезно. — День благодарения ты проведешь с дочерью. Я бы тоже так хотел.
Это признание поразило Мэгги, и она почувствовала неловкость из-за того, что невольно узнала секрет, который не должна была бы знать. С тех пор как она поняла, что его брак дал трещину, кое-что изменилось.
— Эрик, я хотела бы задать тебе один вопрос, но ты волен не отвечать, потому что это не имеет отношения к моему бизнесу.
— Может, мне все-таки ответить?
Мэгги промолчала. Эрик подождал немного и сказал:
— Нэнси не хочет иметь детей.
— Прости, — тихо произнесла Мэгги.
Он беспокойно задвигался, подбрасывая ногой снег.
— Наверное, я не должен был тебе говорить. Это моя проблема. Извини, что поставил тебя в неловкое положение.
— Нет-нет.
— Да. Извини.
Мэгги подняла глаза и с трудом подавила желание сказать, прикоснувшись к его рукаву: «Это я должна извиниться. Я помню, как ты хотел иметь детей». Это было бы непростительно и прозвучало бы так, будто она злорадствует, что у Эрика плохие отношения с Нэнси и что он вообще на ней женился.
Некоторое время они молчали, и только снег с тихим шорохом падал на землю. Мэгги вспомнила, как они целовались давным-давно, в такой же вечер, как этот, на его снегоходе, в ущелье под скалой, и как она ощущала вкус его губ и снега. Эрик тогда заглушил мотор, и они молча сидели, глядя на темное вечернее небо. Потом он повернулся, перекинул ногу через сиденье и нежно позвал: «Мэгги...».
— Пожалуй, я поеду, — открывая дверцу пикапа, сказал Эрик.
— Я была рада тебя видеть.
Он посмотрел на дом.
— Мне бы хотелось зайти как-нибудь, когда ты поставишь мебель.
— Непременно.
Они оба понимали, что правила приличия не позволят ему прийти сюда еще раз.
— Желаю тебе хорошо провести День благодарения, — сказал Эрик, забираясь в пикап.
— И тебе того же. Передай привет своим.
— Передам.
Но он понимал, что не сможет передать привет. Как он объяснит, зачем приезжал сюда?
Дверца захлопнулась, и Мэгги повернулась, чтобы уйти. Послышалось рычание стартера, затем из кабины раздался какой-то глухой звук — очевидно, Эрик пытался подбодрить пикап ударом кулака. Потом открылось окно.
— Проклятая Старая Сука, — с чувством выругался Эрик.
Пока Мэгги смеялась, мотор все-таки заработал. Эрик нажал на газ, включил «дворники» и крикнул, пытаясь перекрыть грохот:
— Пока, Мэгги!
— Пока. Будь осторожен!
Через минуту пикап растворился в темноте, но Мэгги долго еще стояла, задумавшись и ощущая какую-то тревогу.
В День благодарения за столом Сиверсонов собралось двадцать человек, в том числе одиннадцать внуков Анны. Майк и Барб пришли со своими пятью детьми. Из Дулута приехала Рут с мужем Дэном и тремя детьми, а из Милоуоки — Ларри, младший брат Эрика, его жена Фрэн, их трое детей, один из которых был настолько мал, что его посадили на специальный высокий стул.
Нож для мяса был заточен, а жареную индейку поставили перед Майком, сидящим во главе стола. Майк попросил всех успокоиться и предложил:
— А теперь давайте возьмемся за руки. — Он подождал и начал: — Господи, благодарим тебя за то, что ты подарил нам еще один год процветания. Благодарим тебя за эту еду и за то, что ты позволил всем нам вновь собраться за этим столом. Мы особенно признательны тебе за то, что с нами Ма, которая лишний раз может убедиться, что никто из нас не отравился покупным хлебом. И за то, что с нами Рут и Ларри со своими семьями. Правда, мы просим тебя напомнить маленькой Триш, когда ей дадут тыквенный пирог со взбитыми сливками, что случилось в прошлом году после третьего куска. И, конечно же, мы благодарим тебя за эту ораву здоровых ребятишек, которые после обеда энергично возьмутся за дело и вымоют посуду. И еще спасибо от нас с Барб. Прости, что мы поняли это не сразу и не поблагодарили тебя, но в конце концов мы прозрели и решили, что ты правильно поступаешь, даруя нам еще одного ребенка. Мы надеемся, что в следующем году, когда за этим столом будет на одного человека больше, мы будем здоровы и счастливы, как и сегодня. Аминь.
Нэнси стрельнула глазами в Эрика. Остальные уставились на Майка и Барбару.
Николас первым обрел дар речи:
— Еще один?
— Да, — ответил Майк, берясь за нож для мяса. — Это случится в мае, как раз когда ты окончишь школу.
Майк начал резать индейку, и все посмотрели на Анну. Она помогала внуку разминать картошку и спокойно заметила:
— Есть что-то приятное в том, чтобы иметь ровно дюжину внуков. Барбара, ты собираешься полить соусом картошку, или мы все так и будем сидеть, вытаращив глаза, пока еда не остынет?
Все сразу с облегчением вздохнули. Эрик сидел подавленный. Встреча с братьями и сестрой вызвала хмельные, яркие воспоминания о тех днях, когда они вшестером жили одной семьей, — шум, волнения, споры. Он пытался представить себе картины из прошлого, будто там были он сам и его собственные дети. Эрик до сих пор не мог привыкнуть к мысли о том, что так не будет никогда. Несмотря на праздник, он чувствовал, как рушится его счастье.
