Он снова сел. Тема явно была исчерпана.

Все очень устали. Обвинения Фреверта ещё звучали у нас в ушах. Мы с Бевериджем пожелали хозяйке и её отставленному супругу доброй ночи и отправились в гостиницу.

Сонный и ко всему безучастный, я едва оценил щедрость миссис Фреверт, явно не пожалевшей средств, чтобы получше устроить нас с Холмсом. Коснувшись головой подушки, я не обратил внимания ни на огромный номер, в котором меня поселили, ни на кровать под балдахином, в которой лежал, но размышлял о первых странностях, с которыми столкнулся в этом деле, где многое теперь представлялось не таким, как прежде. Решительная женщина, у себя дома оказавшаяся совсем другой. Моложавый сенатор, циничный, словно старик. Муж-молчун, которому так много надо было сказать. Как там некогда выразился Холмс о заблудшей душе, погрязшей во лжи? Она словно кот-мурлыка, завидевший мышь, которой суждено стать его добычей.

И, только принявшись размышлять о пухлом Рюше, который был тощ под своим белоснежным мехом, я понял: мне срочно нужен отдых.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Политические персонажи

Как известно, вечные истины живут лишь благодаря лицемерам, которые их проповедуют и утверждают.

Дэвид Грэм Филлипс. Благородная ловкость рук

Когда миссис Фреверт сказала, что возьмёт заботы о нашем размещении на себя, я совершенно не ожидал, что буду путешествовать пароходом «Мэджести» и проживать в фешенебельном отеле «Уолдорф- Астория». В ходе своих расследований Холмс не раз общался с «тузами», как называли здесь власть имущих. Ему случалось оказывать помощь членам королевских фамилий, но вести их образ жизни — совсем другое дело. Вышколенная прислуга, мраморные колонны, стены, затянутые атласом, — можно было подумать, что вы поселились во дворце, а не в гостинице. Тем не менее среди всего этого великолепия я смог отыскать кафе и наскоро проглотить простой завтрак, состоявший из поджаренного бекона и яиц. Шикарный ресторан «Пальмовый сад», отделённый от кафе лишь стеклянной перегородкой, и знаменитая «Павлинья аллея» (длинный коридор, ведущий к ресторану, где посетители, расположившиеся в мягких креслах под шумными потолочными вентиляторами, глазели на богачей и знаменитостей — завсегдатаев роскошного отеля) были не для меня [20].

Затем, пройдя по мозаичному полу и миновав огромные двери, широко распахнутые передо мной швейцаром в длинной бордовой ливрее и низкой фуражке военного образца, я разыскал Роллинза, ожидавшего меня рядом со своим «паккардом» на Пятой авеню, между Тридцать третьей и Тридцать четвёртой улицами, как мы и договорились прошлым вечером. По меньшей мере, на него можно было положиться. Автомобиль перегородил чёрный ход, и, без сомнения, парковать его здесь было нельзя, но Роллинз с мрачным блеском в тёмных глазах произнёс:

— Если ваш босс — американский сенатор, коп предпочтёт не заметить нарушения.

Интересно, какие ещё привилегии положены законодателям, подумал я.

Должен признаться, по-настоящему меня заботила вовсе не деятельность Бевериджа и даже не предстоящая беседа с бывшим сенатором от штата Нью-Йорк Миллардом Пэнкхерстом Бьюкененом, а завтрашняя поездка в Сагамор-Хилл, которую мне, во всяком случае на ближайший час, надо было выкинуть из головы. Завтра я поеду с Бевериджем к бывшему президенту Соединённых Штатов, но пока должен напоминать себе, что прежде всего обязан думать о сегодняшнем визите на площадь Колумба, в Нью- Йорк-Америкэн-билдинг.

Беверидж устроил мне встречу с Бьюкененом — одним из тех, кого клеймил Филлипс. Сенатор был тесно связан с железнодорожным трестом и безжалостен по отношению к людям, которые препятствовали его финансовым операциям. Беверидж объяснил, что, после того как Демократическая партия отказала Бьюкенену в повторном выдвижении, он переместился в Америкэн-билдинг в качестве политического советника Уильяма Рэндольфа Херста, владельца здания. Херст уже терпел неудачи на выборах, но всё ещё стремился к президентству. Поскольку именно Херст нанял Филлипса для написания «Измены Сената», какая-то насмешка угадывалась в том, что Бьюкенен теперь работал на того, кто способствовал его падению. Холмс хотел, чтобы я, помимо прочего, расспросил сенатора и об этом.

Поручив Роллинзу отыскать место для парковки, я вошёл в здание, очень похожее на редакции газет, размещавшиеся на лондонской Флит-стрит. Оглушённый стрекотом бесчисленных пишущих машинок, я сквозь лабиринт коридоров и лифтов прорвался в офис секретаря Бьюкенена — молодого человека с редеющими тёмными волосами, носившего фамилию Алтамонт, как явствовало из стоявшей перед ним на столе таблички. Поднявшись мне навстречу, он оказался высок и жилист, совсем как Шерлок Холмс в молодости.

— Доктор Уотсон, — невозмутимо произнёс он, когда я представился, — сенатор вас ожидает, но просил предупредить: у него весьма напряжённый график. Сегодня вечером он отплывает в Англию и явился в офис только для того, чтобы закончить оставшиеся дела. Короче говоря, у него очень мало времени.

Я кивнул и последовал за ним. Пройдя через внушительные дубовые двери, над которыми дугой вниз висела полустёртая подкова, мы очутились в просторном, тёмном, обшитом деревянными панелями помещении с латунными предметами обстановки и кожаной мебелью. Одна из стен была от пола до потолка занята полками, заставленными книгами по юриспруденции с одинаковыми переплётами из светлой кожи. Добраться до верхних полок позволяла лестница, стоявшая слева у стены и прикреплённая к латунному рельсу, который тянулся по потолку. Сенатор сидел в массивном красном кожаном кресле за письменным столом, украшенным накладками из позолоченной бронзы. Это был высокий грузный мужчина с копной седых волос. При виде этой белой гривы с эффектными завитками на затылке я снова вспомнил кота Рюша с его хвостом, похожим на вопросительный знак. К счастью, сенатор оказался куда общительнее. Если Алтамонту и поручили приструнить меня, напомнив насчёт времени, то сам хозяин кабинета ничем не выдал, что торопится.

— Доктор Уотсон, — приветливо сказал он, крепко пожимая мне руку и устремив на меня прямой взгляд.

Будь я циничней, мог бы заподозрить, что это безупречное приветствие оттачивалось в актёрской школе. Скажу лишь, что его напускная открытость привела мне на память великого английского трагика Генри Ирвинга. Холмс часто хвалил меня за умение разбираться в человеческих характерах. Заглянуть за маску Бьюкенена — вот это будет настоящий вызов.

Сенатор жестом пригласил меня сесть, и я сел напротив, у письменного стола. Сложив на груди руки, как и он, я ощутил себя его зеркальным двойником.

— Видите ли, доктор, — заговорил он, пытаясь очертить границы беседы и не потерять при этом дружеского контакта, — как уже объяснил вам мистер Алтамонт, мы с женой сегодня уезжаем в Англию и у меня нет времени здесь задерживаться. Вообще, единственная причина, по которой я согласился повидаться с вами, — это желание раз и навсегда покончить с тем делом. Проклятый Филлипс лишил меня места в Сенате! Его лживые измышления выставили меня этаким эксплуататором. Бредни анархиста! Я сам вышел из низов! Я работал на ферме на севере штата. Как вспомню, какую жизнь устроил мне Филлипс, просто бешусь.

Было ясно, что чем дальше сенатор Бьюкенен будет распространяться о Филлипсе, тем сильнее он будет распаляться. Его лицо уже стало приобретать красноватый оттенок, когда в дверь вкрадчиво постучал Алтамонт. Это позволило Бьюкенену собраться с мыслями.

Вы читаете Седьмой выстрел
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату