И на этомъ основаніи, мистриссъ Бьютъ вдругъ полюбила и Гезгастедъ, и Горнси, и Дольвичъ, и усадивъ въ карету свою жертву, начала разъѣзжать съ ней по этимъ очаровательнымъ мѣстамъ, разговаривая дорогой, для препровожданія времени, о Родонѣ Кроли и его женѣ, и выдумывая насчетъ ихъ разныя невинныя исторійки, способныя пробудить и усилить противъ нихъ негодованіе въ сердцѣ ея возлюбленной золовки.
Быть-можетъ мистриссъ Бьютъ перетянула, безъ всякой надобности, струны своихъ филантропическихъ соображеній. Ей, конечно, удалось вооружить приличнымъ образомъ миссъ Кроли противъ ея негоднаго племянника, тѣмъ не менѣе однакожь паціентка почувствовала сильнѣйшую ненависть къ своей безжалостной мучительницѣ, и сгарала желаніемъ высвободиться изъ подъ ея обременительной опеки. Черезъ нѣсколько времени миссъ Кроли рѣшительно взбунтовалась противъ Горнси и Хайгета. Ей захотѣлось ѣхать въ Паркъ. Мистриссъ Бьютъ знала почти навѣрное, что они встрѣтятся тамъ съ этимъ гнуснымъ Родономъ, и опасенія ея оправдались весьма скоро. Однажды, среди самаго Парка, появился легкій шарабанъ Родона Кроли, запряженный въ одну лошадь: Ребекка сидѣла подлѣ него. Въ непріятельскомъ экипажѣ, миссъ Кроли занимала свое обыкновенное мѣсто, и подлѣ нея, по лѣвую сторону, сидѣла мистриссъ Бьютъ: жирная болонка и миссъ Бриггсъ рисовались на заднемъ планѣ. Это была критическая минута, и сердце Ребекки забило сильную тревогу, когда она угадала знакомую коляску. Когда наконецъ два экипажа поверстались одинъ противъ другаго, Ребекка всплеснула руками, и устремила на старую дѣву взоры, исполненные невыразимой преданности и тоски. Самъ Родонъ затрепеталъ, и лицо его побагровѣло ужасно, когда онъ машинально принялся закручивать свой нафабренные усы. Въ другомъ экипажѣ только старушка Бриггсъ обнаружила нѣкоторое волненіе, и обратила, съ нервической раздражительностью, свой большіе глаза на старыхъ знакомцевъ. Шляпка миссъ Кроли была рѣшительно обращена на противоположный конецъ. Вниманіе мистриссъ Бьютъ было поглощено разсматриваніемъ прелестей болонки: она гладила собаченку, ласкала, и придумывала для нея самыя нѣжныя названія поэтическаго свойетва, Экжпажи между- тѣмъ подвигались впередъ, каждый по своей линіи.
— Поди вотъ, что ты тутъ сдѣлаешь? сказалъ Родонъ своей женѣ.
— Попытайся еще; мой милый, отвѣчала Ребекка. Развѣ ты не можешь зацѣпиться колесомъ и пріостановить ихъ экипажъ?
Но у Родона недостало духа для этого маневра. Какъ-скоро экипажи поровнялись, онъ сталъ на своемъ шарабанѣ; и, приставивъ руку къ полямъ своей шляпы, принялся смотрѣть во всѣ глаза. Этимъ временемъ миссъ Кроли приняла правильную позицію на своей сидѣнкѣ; но она и мистриссъ Бьютъ смѣло взглянули ему въ лицо, не думая однакожь отвѣчать ни малѣйшимъ жестомъ на его усердные поклопы. Родонъ съ заклятіемъ опустился на евое мѣсто, выѣхалъ изъ тѣснаго ряда, и съ отчаянною быстротою поскакалъ домой.
Это былъ великолѣпный и рѣшительный тріумфъ для мистриссъ Бьютъ; но такія встрѣчи могли, съ теченіемъ времени, увеличить опасность, такъ-какъ миссъ Кроли очевидно обнаруживала раздражительность нервовъ. Предстояла настоятельная необходимость оставить Лондонъ, и мистриссъ Бьютъ, заботясь болѣе всего на свѣтѣ о драгоцѣнномъ здоровьи своей золовки, начала усердно рекомендовать ей брайтонскій воздухъ.
ГЛАВА XIX
Кептенъ Доббинъ, какъ устроитель и вѣстникъ Гименея
Самъ не зная какъ, честный Вилльямъ Доббинъ принялъ на себя всѣ хлопоты въ окончательномъ устройствѣ судьбы миссъ Амеліи и Джорджа Осборна. Роковое дѣло ихъ жизни безъ него никогда бы не подвинулось впередъ. Кептенъ Доббинъ самъ это чувствовалъ, и на лицѣ его появлялась довольно кислая улыбка, когда онъ воображалъ, что изъ всѣхъ людей въ мірѣ судьба какъ нарочно выбрала его одного устроить этотъ бракъ. Возникшіе переговоры могли быть трудны и даже чрезвычайно непріятны; но какъ-скоро надлежало вынолнить извѣстную обязанность, кептенъ Доббинъ принялся за дѣло круто и живо, съ полною готовностью идти на проломъ всѣхъ возможныхъ препятствій. Въ настощемъ случаѣ было для него ясно какъ день, что миссъ Амелія Седли умретъ непремѣнно; если, чего Боже избави, потеряетъ своего жениха: надлежало, стало-быть, во что бы то стало, удержать
Читатель уже знаетъ, когда, какъ и почему Джорджъ Осборнъ, руководимый заботливостью честнаго Вилльяма, приведенъ былъ къ ногамъ (или правильнѣе, въ объятія) своей возлюбленной невѣсты; и я отнюдь не намѣренъ входить въ мелочныя подробности этого интереснаго свиданія. Одно только желѣзное, сердце могло не растаять при взглядѣ на это нѣжное личико, истомленное отчаяніемъ и грустью, и при этихъ трогательныхъ звукахъ, въ какихъ бѣдная дѣвушка начала разсказывать свою умилительную повѣсть. Не было ни обмороковъ, ни истерическихъ припадковъ, когда мать представила ее жениху: положивъ свою голову на его плечо, она заплакала горько, зарыдала, и эти слезы мгновенно облегчили ея грусть. Успокоенная такими утѣшительными признаками, старушка Седли разочла, что ей нечего дѣлать въ присутствіи молодыхъ людей, и когда она ушла, Эмми прильнула къ рукѣ своего жениха, какъ-будто онъ былъ ея верховнымъ властелиномъ, и она, беззащитная, виновная и бѣдная, всего должна была ожидатъ отъ его покровительства и ласковаго слова.
Такое безпрекословное повиновеніе тронуло сердце Джорджа, и чрезвычайно польстило его джентльменскимъ чувствамъ. Онъ видѣлъ передъ собою смиренную невольницу, преисполненную благоговѣнія къ его особѣ, и душа его возрадовалась радостью неизрѣчеиною при этомъ глубоколъ сознаніи своей власти. Онъ будетъ великодушенъ, и постарается, какъ это ни трудно, привести въ уровень съ собою это безсильное созданье. Грусть и красота Амеліи тоже нѣкоторымъ образомъ растрогали его сердце: онъ приласкалъ свою невѣсту, приголубилъ, поднялъ ее и, такъ сказать, простилъ — во всемъ простилъ. Всѣ ея чувства и надежды, замиравшія съ каждымъ днемъ въ удаленіи отъ этого великолѣпнаго свѣтила, зацвѣли опять и распустились разомъ, когда другъ-солнце засіяло на горизонтѣ ея жизни.
Когда вечеромъ въ тотъ денъ миссъ Амелія положила на подушку свою успокоенную головку, вы бы и не узнали въ этомъ юномъ, лучезарномъ личикѣ то самое лицо, которое еще наканунѣ было такъ худощаво, безжизненно и равнодушно ко всему на свѣтѣ. Честная дѣвушка- ирландка, обрадованная такою перемѣной попросила позволенія поцаловать свою барышню, расцвѣтшую съ быстротою весенней розы. Амелія обвила руками шею своей горничной и цоцаловала ее отъ чистаго сердца, какъ нѣжное, невинное дитя. Этого мало: она успокоилась эту ночь отраднымъ, освѣжительнымъ сномъ, и какая чудная весна засіяла для ея надеждъ при блескѣ утренняго солнца!
— Сегодня онъ опять будетъ здѣсь, подумала миссъ Эмми. Мой Джорджъ — величайшій и благороднѣйшій изъ всѣхъ людей на землѣ.
Джорджъ думалъ въ свою очередь, что онъ великодушнѣйшій изъ смертныхъ, и что онъ дѣлаетъ страшнѣйшую жертву, обрекая себя на супружество съ этой молодой дѣвицей.
Въ ту пору какъ женихъ и невѣста ворковали наверху о своихъ надеждахъ и мечтахъ, старушка Седли и кептенъ Доббинъ разсуждали внизу о настоящемъ положеніи дѣлъ и объ устройствѣ будущей судьбы молодыхъ людей. Предоставивъ любовникамъ полную волю обниматься наединѣ въ отсутствіи своихъ родителей, мистриссъ Седли, какъ особа съ истиннымъ женскимъ смысломъ, неиспорченнымъ никакими софизмами грубой логики, была собственно того мнѣнія, что никакая сила на землѣ не принудитъ мистера Седли выдать свою дочь за сына этого ужаснаго человѣка, который, въ послѣднее время, поступилъ съ нимъ такъ безчестно, постыдно, чудовищно, позорно. По этому поводу она разсказала предлинную, презанимательную повѣсть о прежнихъ счастливыхъ
