. Однако «заклад жен и детей» – это тоже не совсем выдумка; интересную интерпретацию предлагает Л.Н. Гумилев.
Я много говорил о патриотическом подъеме начиная еще с зимы 1608–1609 гг. Патриотизм патриотизмом, а все же в семье не без урода: немало, видно, нашлось и таких, которые намеревались скрыть свои реальные доходы и имущество с тем, чтобы заплатить поменьше. И вот один из таких стал божиться, что его товары ушли в Архангельск, другой начал клясться, что казна его на Каспии, у третьего «оказалось», что приказчики уехали в Сибирь… И тогда Минин, очевидно, хорошо зная эту часть своих сограждан, предложил: ну, тогда заложим жен и детей, поскольку деньги на войско сейчас нужны, а когда товары или приказчики вернутся, тогда выкупите… После этого таким людям не оставалось ничего, как нести припрятанные «в кубышках» богатства и выкупать выставленные на продажу семьи[675].
По прибытии Дм. Пожарского в Нижний Новгород во все города были отправлены гонцы с грамотами, призывающими участвовать в ополчении. Ополчение стало действительно общенациональным, в нем участвовали города от Брянска до самых дальних городов и городков Сибири. При этом в обращениях Минина и Пожарского «по городам» не было призывов, направленных против Трубецкого и Заруцкого, а были только фразы, направленные против казачьего «воровства», против «воренка» и Лжедмитрия III.
Освободительный поход 1612 г.
После того как были решены финансовые и организационные вопросы, настало время разработки непосредственно планов военной кампании. Первоначально предполагалось двигаться на Москву через Владимир. Это направление было тем более предпочтительным, что 6 января 1612 г. было получено известие: Суздаль хочет освободиться от польской осады. Там, во Владимире, планировалось созвать новый Земский собор, а кроме того, действуя из Владимирской земли, предполагалось нейтрализовать «царьков» в казачьих таборах.
Однако как Семибоярщина, так и Заруцкий опередили Минина и Пожарского. 25–26 января 1612 г. Семибоярщина отправила грамоты в Кострому и Ярославль с призывом не поддерживать Заруцкого и Первое ополчение[676]. Заруцкий же разбил войска Сапеги (так у Р.Г. Скрынникова; вероятно, речь идет о «наследниках» скончавшегося к тому времени военачальника) под Ростовом, после чего стал стягивать войска к Суздалю и Владимиру. Тогда руководителями Второго ополчения было принято решение идти вверх по Волге[677].
Минин и Пожарский решили идти через Ярославль, чтобы опередить сторонников Заруцкого в этом важном городе[678]: помимо того, что Ярославль был важен сам по себе, он еще связывал Москву с Севером и Сибирью (источником пушнины): вспомним, как весной 1609 г. войска «вора» осаждали этот город в надежде прорваться к Вологде, где были большие запасы «казны», в том числе и пушнина.
В феврале 1612 г. родственник нового главного воеводы князь Лопата-Пожарский по сухопутному пути подошел к Ярославлю и прогнал из него сторонников Заруцкого. 23 февраля Второе ополчение выступило из Нижнего Новгорода. По пути была взята Кострома, воевода которой И. Шереметев сохранял верность Владиславу; костромичи, однако, взбунтовались против него и сдали город Пожарскому[679]. При этом, в отличие от «воровских» людей, к воеводам, хранившим верность Владиславу, была проявлена лояльность: тот же Шереметев вскоре вошел в состав созданного Мининым и Пожарским правительства[680]. Что же, Владислав, как- никак, был законным царем, призванным на царство «всей землей», поэтому лояльность к нему с точки зрения руководителей Второго ополчения, очевидно, была извинительна даже после того, как он на престол так и не явился.
Во время трехмесячной (апрель-июль 1612 г.) задержки в Ярославле было сформировано новое временное правительство – как и ляпуновское, оно называлось «Совет всей земли». И лишь теперь Минин и Пожарский решились на открытое объявление войны подмосковному табору Трубецкого-Заруцкого; впервые эта мысль была выражена в письме к купцам и промышленникам Строгановым (формальной главной целью этого письма было требование денег сверх тех 4000 рублей, что Строгановы уже дали)[681].
В мае 1612 г., помимо всего прочего, это правительство признал Псков, жители которого 18–20 мая «свели» с царства Матюшку-Сидорку-Лжедмитрия III и выдали Минину и Пожарскому своего самозванца. Вскоре в присяге «Псковскому вору» раскаялись и Трубецкой и Заруцкий [682].
Среди других решений, принятых «Советом всей земли», отметим такое: летом 1612 г. новые правители России сжалились над престарелым Симеоном Бекбулатовичем и разрешили «горе-Чингисхану» вернуться в Кирилло-Белозерский монастырь, а потом, после освобождения Москвы – и в столицу, где он 5 января 1616 г. и умер[683].
Тогда же Дм. Трубецкой раскаялся, что признал «Матюшку-Сидорку», и подчинился «Совету всей земли», прося Пожарского приходить под Москву поскорее[684]. Есть мнение, что Минин и Пожарский так долго не шли под Москву, несмотря, кстати, на увещевания со стороны Троицкого архимандрита Дионисия, а также Авраамия Палицына поторопиться[685], чтобы не соединяться с Первым ополчением (силы которого были примерно равны силам Второго), и даже хотели, пока Первое ополчение будет под Москвой, оставаться в Ярославле; там стала оформляться новая столица. Именно так: Минин и Пожарский не хотели встречаться с Трубецким, а не наоборот.
По мере того, как Трубецкой раскаивался в поддержке различных самозванцев, отношения между руководителями ополчений, однако, налаживались[686]. И вот теперь, после подчинения Трубецкого, Второе ополчение двинулось на Москву[687] . Есть мнение, что Трубецкой подчинился «Совету всей земли», поскольку один не мог бороться с войском Ходкевича, каковое прибытие на выручку гарнизону Кремля ожидалось вскоре[688]; однако верно и обратное: без поддержки Трубецкого и Минину с Пожарским было нелегко одолеть такого сильного врага (о силе ожидавшейся армии мы подробнее скажем ниже). А вот протянутую руку И. Заруцкого, который, при всех его недостатках, все же немало сделал для освободительного движения, «Совет всей земли» отверг, что привело к серьезному конфликту[689] и даже к покушению на Пожарского со стороны подосланного Заруцким человека[690].
Впрочем, взгляд Р.Г. Скрынникова на И. Заруцкого как на человека, «который, при всех его недостатках, все же немало сделал для освободительного движения», мне представляется не очень убедительным. Так, К. Валишевский говорит о попытке Заруцкого летом 1612 г. договориться с поляками и о том, что бежать из-под Москвы ему пришлось, когда эта попытка открылась [691].
В августе 1612 г. Ополчение подошло к Москве и соединилось с остатками Первого ополчения (казаки князя Д. Трубецкого). Примкнул к Ополчению и князь Черкасский. Все это стало новым этапом единения народа. Только отвергнутый в качестве союзника Заруцкий, ставший к этому времени любовником Марины Мнишек, вместе с нею и ее сыном-«воренком» 28 июля 1612 г. ушел на юг – в Михайлов (ныне Рязанская область), далее под Воронеж, а оттуда в Астрахань; примерно таким же путем, как уже говорилось, двумя годами ранее собирался уходить сам Тушинский вор.
Вызвано такое бегство было, вероятно, тем, что с приближением Второго ополчения казаки стали покидать Заруцкого и переходить к «Земской рати»[692]. Надо думать, и казаки стали его покидать тогда, когда его попытка договориться с поляками открылась[693].
Перипетии освобождения Москвы хорошо известны, и здесь нет смысла их повторять. Здесь вернемся только к вопросу о военных способностях Пожарского. Похоже все-таки, что те историки, которые
