какую сторону. Как В. Куковенко[88], так и А. Янов[89] называют внешнюю политику Ивана Грозного «протурецкой» и «антиевропейской», чего не могло быть просто потому, что не было единой Европы, сообща противостоявшей Турции. В это время Европа, как и Россия, была расколота на два лагеря. Один представляла мировая держава Габсбургов, пытавшаяся, как подтверждает и сам Янов, возродить идею «единой христианской империи»[90] и включавшая в себя Германию с Австрией и Чехией, половину Италии (а вторая половина тяготела к ней же), Венгрию, Нидерланды, а также Испанию – величайшую колониальную державу того времени (а с 1580 по 1640 г. и захваченную испанцами Португалию с ее ост- индскими и африканскими колониями). Таким образом, в этой мировой империи «никогда не заходило солнце».
Габсбургам противостоял практически весь остальной мир, в том числе в Европе – коалиция, возглавлявшаяся Францией. Кроме Франции, в нее входил блок протестантских стран – Англия, Скандинавские страны, а с 1566–1572 гг. – и восставшие против испанского владычества Нидерланды. Входила в эту же коалицию и Османская Турция, которая, при всей ее мощи, все же не была, как пытается представить В. Куковенко, сильнее всей остальной Европы вместе взятой [91].
Так вот, правительство Ивана Грозного явно поддерживало Габсбургов. Оно и понятно: ведь Габсбурги боролись за то же самое, за сохранение старой Церкви без всяких новшеств и преобразований, против секулярности, против буржуазного развития Европы, против западных «нестяжателей» – протестантов. И методы были те же. Герцог Альба в Нидерландах поработал не хуже Малюты Скуратова в Новгороде. И союзники – католики из партии Гизов – в Варфоломеевскую ночь уничтожили всего за неделю порядка 30 тысяч человек.
Протестанты – тоже, конечно, не ангелы, но все же Елизавета I Английская казнила 80 тысяч бродяг (в рамках
Но вернемся к внешней политике. Собственно, русская «иосифлянская» Церковь еще со времен Ивана III поддерживала католическую контрреформацию[92]. Теперь же последовал альянс власти с главными мирскими апологетами контрреформации – Габсбургами. Примерно тогда же, в 1570 г., царь порвал отношения с одним из главных врагов Габсбургов – английской королевой Елизаветой, установленные в 1553 г., в «либеральный» период своего царствования – на том основании, что она-де не самодержавная государыня, которая «сама всем владеет», но у нее «люди всем владеют, и не токмо люди (т. е. аристократы), но даже и торговые мужики»[93].
Впрочем, на Западе Иван Грозный мог поддерживать Габсбургов лишь морально. А вот поближе к границам России – не только морально. Так, когда Речь Посполитая (созданная в 1569 г. двуединая монархия из Польши и Литовского княжества) после пресечения в 1572 г. польской династии Ягеллонов выбирала себе нового короля, Иван Грозный добивался литовской короны для себя, а польской – для австрийского эрцгерцога Эрнеста (предвосхитив, таким образом, будущие разделы Польши) и был категорически против избрания французского принца Генриха Валуа (каковое избрание как раз и состоялось)[94]. Добавим, что когда француз в 1574 г. отказался от польского престола (чтобы занять освободившийся французский), опять-таки вопреки сопротивлению Габсбургов и России королем избрали турецкого ставленника трансильванского князя Стефана Батория. Эрнесту же царь Иван позднее завещал править Россией вместо неспособного к правлению сына Федора (завещание было уничтожено Борисом Годуновым, шурином Федора, который и стал править; есть мнение, что Годунов помог умереть и самому Ивану Грозному; но об этом ниже)[95] .
И жизнь опровергла тезис о «полезности деспотизма для развития России»: сразу за самодержавным поворотом Ивана Грозного страна пошла вразнос. Все войны, которые страна вела на момент начала Опричнины, были проиграны. Период с 1564 по 1611 г. – единственный в нашей истории, к которому применимо знаменитое выражение Сталина о том, что «Россию непрерывно били и били за отсталость… за отсталость военную, за отсталость государственную, за отсталость культурную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную», но самое главное – за отсталость социальную. «Били татарские ханы» – вспомним сожжение Москвы крымским ханом в 1571 г. и безнаказанные набеги тех же крымских татар в Смуту (1609–1614). Да и в Сибири новый хан Кучум, набравшись смелости, порвал с Москвой и до 1581 г. успел нанести русским ряд поражений, пока Строгановы, поняв, что от Москвы помощи ждать бессмысленно, не догадались нанять Ермака. «Били турецкие паши» (поражение русских на Тереке в 1605 г.). «Били польские паны. Били шведские феодалы» (в конце Ливонской войны и в Смуту).
У «англо-французских капиталистов» и «японских самураев» в то время другие проблемы были (первые еще даже не были правящим классом в своих странах), а то бы, вероятно, и они «отметились». Впрочем, есть сведения, что в 1610–1611 гг. в Англии был выработан план захвата Русского Севера… Но об этом ниже. Кстати, и А. Янов указывает на отсталость «опрично-ордынской» военной машины по сравнению с европейски организованными армиями, к каковым он относит и немногочисленных при Грозном стрельцов[96].
При этом страну минимум трижды спасали от полного разгрома как раз те силы, на подавление которых была направлена политика опричного государства – боярская аристократия и особенно «предбуржуазное» третье сословие. Первый раз это произошло в 1571–1572 гг.
В 1571 г. Россия испытала нашествие крымского хана. Так вот, «доблестные» опричники, столь храбро воевавшие со своим народом, просто разбежались, отдав столицу на разгром. Показал себя и царь – удрал в Углич, бросив столицу на произвол судьбы, и вынужден был слушать надменные речи крымского хана: «Я в Москве посады сжег и город сжег и опустошил, много людей саблей побил и в полон взял… а ты не пришел и не стал против меня!.. Когда бы у тебя был стыд и способность, ты бы против нас стоял! Отдай же мне Казань и Астрахань, а не дашь, так я в государстве твоем дороги видел и узнал; и опять меня в готовности увидишь»[97].
И в самом деле, в следующем, 1572 г. крымчаки шли на Россию уже не как грабители, но как захватчики: вся страна была «расписана» на улусы между мурзами ханства. На счастье России, татар не смогли поддержать турки, только помешала этому не «Европа» вообще, как пишет А. Янов[98], а все те же Габсбурги, конкретно – Филипп II испанский, чей флот как раз в 1571 г. разгромил турок при Лепанто. Самих же крымских татар на сей раз встретило и разгромило на р. Лопасне
«Второй звонок» от Стефана Батория
В 1579–1581 гг. деморализованная Опричниной страна не могла успешно сопротивляться польскому королю Стефану Баторию, который перешел в наступление. Тут можно вспомнить, что через 100 лет напишет Юрий Крижанич о Турции: «…Начальниками часто бывают негодные люди, умеющие лучше подольститься… Такое дело лишает людей всякой храбрости и порождает ничтожество и отчаяние»[99]. Насчет Турции не знаю, а при позднем Иване Грозном было именно так: террор деморализовал страну, и даже традиционная для русских храбрость перед внешним врагом на сей раз покинула народ и войско. Баторий отвоевал Полоцк и Ливонию и уже видел отторгнутыми от России и Псков, и Новгород – и имел все основания для таких надежд: русские бежали, сдавались, переходили на сторону врага – в первый раз в русской истории и до 1918 г. в последний.
Войско Батория сумел остановить только Псков – бывшая купеческая республика, десятью годами
