повернуть на запад и до нападения на СССР предпринять «бросок через Ла-Манш»?
Полагая, что Германия вряд ли решится выступить против СССР, пока будет связана на западе, советское руководство считало, что германо-советскому столкновению, если ему все же суждено случиться, будет предшествовать один из двух возможных вариантов развития событий: активизация боевых действий немцев против Англии с целью добиться ее капитуляции либо достижение англо-германского компромисса. Первый вариант, с точки зрения интересов СССР, был предпочтительным, поскольку давал Москве выигрыш времени. Ввиду же непредсказуемости исхода германо-британской войны и дальнейшего развития ситуации, в том числе в случае поражения Англии (перед странами Тройственного пакта неизбежно встала бы проблема раздела и «освоения» «британского наследства»), могло вообще случиться такое, что Германии пришлось бы надолго отказаться от своих агрессивных замыслов в отношении СССР.
В оперативном плане у Германии имелась возможность добиться «развязки» на западе, т.е. переломить ход войны против Великобритании в свою пользу. Однако Москва не связывала эту возможность с германским десантом на Британские острова. Для проведения десантной операции немцам необходимо было добиться превосходства над англичанами на море и в воздухе. Ни первого, ни второго им достичь не удалось. Уже в начале марта 1941 г. советскому правительству по разведывательным каналам стало известно, что Гит- лер отказался от планов вторжения в Великобританию[134]. Поэтому дезинформационная акция Берлина, преследовавшая цель представить действия Германии весной — в начале лета 1941 г. как подготовку операции «Морской лев»[135], не могла ввести Москву в заблуждение.
Добиться перелома в войне против Англии Германия могла только одним способом, — нанеся вместе с итальянцами удар по британским позициям в Средиземноморье (Гибралтар, Мальта, Крит, Кипр) и на Ближнем Востоке— в Египте, Ираке и Палестине, т.е. в регионе, являвшемся ключевым звеном Британской колониальной империи. Германо-итальянская победа над англичанами на Ближнем Востоке при одновременном захвате японцами Сингапура, чего в марте— апреле 1941 г. требовали от Токио Берлин и Рим[136], поставила бы Лондон перед угрозой утраты Индии и других колониальных владений в Азии и Восточной Африке. Великобритании был бы нанесен сокрушительный удар, от которого она уже вряд ли смогла бы оправиться.
Идея перенесения центра тяжести войны против Англии в Средиземноморье и на Ближний Восток зимой 1940 — весной 1941 г. имела широкое распространение в Берлине. На этом настаивало, в частности, командование германскими военно-морскими силами[137]. Эту идею разделяли влиятельные круги в министерстве иностранных дел Германии, в том числе Риббентроп[138]. Прямо заинтересован в этом был главный военный союзник Гитлера — Б. Муссолини[139]. Германо- итальянского удара в Средиземноморье и на Ближнем Востоке опасались и сами англичане, считая его наиболее вероятным[140]. Нельзя не отметить, что в исследованиях по истории Второй мировой войны, вышедших из-под пера некоторых бывших генералов вермахта, отказ Гитлера от решительных действий на Ближнем Востоке весной — в начале лета 1941 г. был впоследствии однозначно расценен как стратегическая ошибка, имевшая роковые последствия[141].
Ситуация, сложившаяся в апреле-мае 1941 г., свидетельствовала о реальной возможности смещения центра тяжести германской экспансии в район Средиземноморья и на Ближний Восток. С захватом Балкан Германия и Италия получили стратегический плацдарм, с которого угрожали позициям англичан в Восточном Средиземноморье. В апреле 1941 г. в Северной Африке экспедиционный корпус генерала Э. Роммеля добился серьезных успехов и быстро продвигался к границам Египта. В самом Египте нарастали капитулянтские настроения. Король Фарук I начал тайные переговоры с Берлином[142]. В это же время великий муфтий мусульман М.А. эль-Хуссейни при поддержке Берлина и Рима приступил к подготовке антибританского восстания арабов в Палестине, Трансиордании и других странах Ближнего Востока[143]. Германское правительство в срочном порядке заключило с вишистской администрацией, удерживавшей под своим контролем Сирию, соглашение о сотрудничестве на Ближнем Востоке, направленном против англичан[144]. Одновременно немцы начали консультации с Кабулом с целью подключения Афганистана к действиям против англичан в Индии и создания «оси» Берлин — Багдад — Кабул[145]. В Германию прибыл лидер индийских националистов С.Ч. Бос (с согласия правительства СССР он тайно проследовал через советскую территорию[146]), начавший переговоры с Риббентропом и другими нацистскими деятелями о подготовке антибританского восстания в Индии[147].
Особую остроту ситуации на Ближнем Востоке придали события в Ираке[148]. В ночь с 1 на 2 апреля 1941 г. в Багдаде произошел государственный переворот, в результате которого к власти пришли антибритански настроенные круги во главе с Р.А. аль-Гайлани, обратившиеся за помощью к Италии и Германии. 2 мая 1941 г. иракская армия начала боевые действия против англичан. Германия направила в Ирак группу офицеров генштаба, авиационный отряд и партию военного снаряжения. Берлин начал оказывать мощный дипломатический нажим на Турцию с целью добиться от нее согласия на пропуск вооружений, а в перспективе, возможно, и войск через ее территорию в Ирак[149].
Не только сама обстановка, но и сведения, поступавшие в Москву из Лондона, из японских, турецких и прочих дипломатических источников, свидетельствовали о возможности германского удара на Ближнем Востоке[150]. По агентурным каналам советское посольство в Берлине также получало информацию о том, что для Германии «главный вопрос в данный момент — это вопрос арабских народов и установления нового порядка в арабском мире», что рейх «стремится добиться и на Ближнем Востоке таких же всеобъемлющих, рассчитанных на длительное время решений, каких он добился на Балканах», и ведет переброску войск в южном направлении[151] .
Сходную оценку давала и советская военная разведка. Так, в спецсообщении разведуправления Генерального штаба Красной Армии от 5 мая 1941 г., направленном советскому руководству, в частности, отмечалось: «Наличные силы немецких войск для действий на Ближнем Востоке к данному моменту выражаются в 40 дивизиях, из которых 25 в Греции и 15 в Болгарии. В тех же целях сосредоточено до двух парашютных дивизий с вероятным использованием в Ираке»[152]. Нельзя не отметить, что командование Красной Армии, оценивая стратегическую обстановку, считало (подобно западным военным аналитикам[153]) вполне возможным появление вермахта в Турции, Ираке и Иране и последующий удар Германии по СССР с юга[154]. В порядке подготовки к отражению такого удара Генштаб РККА с зимы 1940/41 г. тщательно изучал ближневосточный театр военных действий[155], укреплялись Закавказский и Среднеазиатский военные округа, откуда даже в июне 1941 г. переброска войск к западной границе СССР не производилась[156] .
Ситуация, складывавшаяся на Ближнем Востоке и вокруг него, позволяла советскому руководству надеяться, что Гитлер предпочтет войне против СССР разгром Британской колониальной империи. Со своей стороны, Кремль попытался подчеркнуть, что не станет препятствовать германскому «дранг нах ориент». Согласно косвенным свидетельствам, сохранившимся в германских архивах, в апреле— начале мая 1941 г. в Анкаре прошли советско-германские консультации по Ближнему Востоку, которые от имени своих правительств вели полпред (с начала мая 1941 г. чрезвычайный и полномочный посол[157]) СССР в Турции С.А. Виноградов и германский посол в Турции Ф. фон Папен. Входе этих консультаций советская сторона подчеркнула свою готовность учитывать германские интересы в ближневосточном регионе[158]. 9 мая 1941 г. было опубликовано опровержение ТАСС, в котором отрицались сведения, приводившиеся в сообщениях зарубежных информационных агентств, об усилении военно-морских флотов СССР в Черном и Каспийском морях, о передислокации на юго-запад СССР, т.е. в тыл балканской группировки вермахта, одной из советских воздушных армий, а также о намерении Москвы потребовать от Тегерана предоставления Советскому Союзу аэродромов в центральном и восточном районах Ирана[159]. Этим заявлением, которым одновременно опровергались сведения об ослаблении флота СССР на Балтике и
