энтропии.
Такое направление эволюции свойственно, на самом деле, только живым, развивающимся системам. В мертвых, неорганических системах энтропия всегда растет - сложное распадается на более простые элементы (о чем нам наглядно напоминает процесс гниения). Таким образом Гоббс оптимистически предположил, что история цивилизации - это антиэнтропийный процесс развития, который ведет человека от банального скотства к чему-то более высокому.
Такого природного положения, какое он полагал в начале истории цивилизации, действительно не было. Но такое положение стремительно надвигается по мере нашего приближения к ее концу. Равенство прав, людей и народов, превратилось в навязчивую идею в мире западной политики. Она захватывает массовое сознание, в котором это равенство прав никак не скоррелировано с соответственным равенством ответственности. И былая (черно-белая) математическая модель, которая была очевидным упрощением реальности, в упрощенном понимании широких масс грозит превратиться (и во многих странах уже превращается) в чаемый идеал.
Королей больше нет, положить конец своеволию. При такой тенденции, когда 'каждый свободен решать, в чем он нуждается, чем он владеет и в чем состоит правильное поведение и достойный образ жизни' нам еще только грозит осуществление пророческой антиутопии Гоббса: 'войны всех против всех'. При современных средствах это не обойдется поединками одиноких храбрых рыцарей или даже битвами лихих воинственных ватаг, а грозит гибелью всему человечеству. Это значит, что история, по крайней мере в той части нашей цивилизации, где эта угроза реальна, вопреки видимой глобализации, движется задом наперед (от сложного к простому) и представляет собой скорее процесс разложения, чем развития.
Действительно, происходивший на наших глазах распад всех империй, постепенное отделение Шотландии от Англии, близящийся распад Бельгии и Канады заставляют думать, что и бескровное разделение Чехословакии, кровавый распад Югославии, и даже, все еще не завершившийся, развал Советского Союза происходят в рамках той же общей исторической парадигмы.
Может быть, и отчуждение евреев, и выделение (отпад) Израиля из состава 'иудео-христианской' цивилизации (а ведь была в прошлом и 'иудео-мусульманская') должно рассматриваться нами не как поразительная историческая флюктуация, связанная с пророческими идеями Герцля или с адскими фантазиями Гитлера, а как закономерный результат того же общего процесса распада этой цивилизации, ее социальной и культурной эволюции (хотя в данном случае уместнее назвать ее 'инволюцией'), которая не приемлет какого-то важного чужеродного цивилизационного признака, по-видимому, заложенного в евреев еще на заре времен. Похоже, нечто вроде такого катастрофического предчувствия охватывало и библейского Ноя перед Всемирным потопом и, уж наверное, привиделось нашему предку Аврааму в Уре Халдейском перед его необъяснимым уходом в неизведанную страну.
Позвольте мне еще раз процитировать Шпенглера, который при всех своих недостатках глубоко переживал возможный конец своей западной, европейской цивилизации: 'Пацифизм либеральных столетий должен быть преодолен, если мы хотим жить дальше. Является ли галдеж против войны ... серьезным отречением от истории за счет достоинства, чести и свободы? Потребность в покое, в застрахованности от всего, что нарушает рутину, означает сорт мимикрии, замирание человеческих насекомых перед опасностью, торжество бессодержательного существования, в скуке которого джазовая музыка и танцы негров играют похоронный марш великой культуре.....'
Согласны ли мы следовать и дальше вместе со всем Западом по этой дороге до конца, или наш, отколовшийся от континента 'великой культуры', островок начнет свой новый неведомый путь, узнают, может быть, только наши внуки.
ПРОРОКИ И 'ПРАВЕДНИКИ'
Усвоенный нами в средней школе примитивный марксизм сыграл некую положительную роль в нашем мировоззрении.
Нас не пугают слова, что 'государство есть орган насилия' и нас не шокирует любимая цитата Остапа Бендера из 'Золотого теленка': 'Большинство крупных состояний в современном мире нажито нечестным путем.'
Но есть на свете чистые души, не задетые жизненным опытом, которые не смиряются с такой низкой прозой. Какое-то количество таких людей обязательно присутствовало во всех западных правозащитных организациях еще со времен Холодной войны, сообщая им оттенок политического бескорыстия, пока этот оттенок не выветрился окончательно в наше суматошное время. Многие прекрасные души украшали также и хорошо мне знакомые российские диссидентские кружки 60-х. Пожалуй, тот парадоксальный факт, что никто из этих кружков так и не вошел в демократический истаблишмент сразу после Перестройки, показывает, что чрезмерная чистота помыслов несовместима ни с каким реальным жизненным успехом. Для прочного жизнеустроения необходим корневой личный интерес, хотя и не обязательно материальный.
Такой интерес, конечно, присутствовал в сионистском движении, которое ставило себе целью вырваться из СССР
и состояло отнюдь не из праведников, озабоченных только юридической справедливостью своих требований.
Такой интерес несомненно присутствовал и у ранних кибуцников и первых индустриализаторов в Израиле. Никто из них не был праведником или юридическим казуистом. Они строили это государство для себя. И для своих детей и внуков. И понимали это.
Но уже в поколениях их детей и, особенно внуков, беспечная жизнь под защитой закона и, cозданной усилиями нещепетильных дедов, израильской армии, сформировала заметный процент крайне бескорыстных идеалистов, готовых (по крайней мере, на словах) пострадать, но не отступить от принципов, каким добросовестно учили их не столь добродетельные родители, воспитанные в жестоких странах. Спустя десятилетия эти люди иногда приходят в ужас, узнавая ненароком, что родители поступали не всегда безупречно.
Израильская культурная элита как-то до сих пор затрудняется открыто признать, что своим основанием наше государство (впрочем, подобно всем иным государствам) было обязано отнюдь не всемирно известному письму лорда Бальфура и не компромиссному решению ООН, заведомо составленному так, чтобы из него ничего не могло получиться, а твердой решимости тысяч озверевших от безнадежности евреев победить или умереть в Войне за независимость.
Если при этом в ходе военных действий какое-то число враждебного населения было в сердцах убито и разорено, то поражаться следует вовсе не самому этому факту, а скорее тому, что таких жертв оказалось все-таки сравнительно мало.
Израильской элите никуда не деться от фундаментального знания, что их отцы и деды захватили эту землю силой, что бы кто ни говорил, и с тех пор десятки лет удерживают ее силой. У гуманитарной (особенно, художественной) элиты присутствует тщетная надежда перескочить этот некомфортный моральный барьер на пути к своей, впрочем невиданной в истории, праведности.
Хотя это выглядит, как совершенно детское заблуждение, в склонности израильской культурной элиты к комплексу вины различимы свои чисто еврейские корни. Израиль имеет специфическое наследие почти трехтысячелетней давности, которое в какой-то степени может оправдать легкомысленное с обычной точки зрения поведение интеллектуалов.
Наши древние пророки, горько упрекая свой народ в неблагочестии, утверждали, что предстоящие Израилю военные поражения в жестоких войнах с Ассирией (а потом и с Вавилоном) будут посланы ему за его грехи: 'За то, что они оставили закон Мой ... и не слушали гласа Моего, и не поступали по нему; ... вот, Я накормлю их... полынью, и напою их водою с желчью. И рассею их между народами, и пошлю вслед им меч...'
