Славка зарычал, как рассерженный медвежонок и, наклонив голову, ринулся на Симоняна. От столь неожиданного напора тот отступил на несколько шагов и, споткнувшись о чью-то ногу, упал на спину. Славка набросился на него и принялся колотить обеими руками по лицу. «Вот тебе! Вот тебе»! – выкрикивал он в тупой иступленной ярости, которая выплескивалась из его переполненного невзгодами тщедушного, уродливого тельца и никак не могла иссякнуть. Одноклассники пытались оттащить Славку от Симоняна, но он, вцепившись в него мертвой хваткой, продолжал валтузить.
– А ну-ка прекратить немедленно! – раздался голос Надежды Ильиничны.
Славкина рука, занесенная для очередного удара, застыла на полпути. Он медленно поднялся и разжал кулаки.
– Так ты, оказывается, еще и хулиган, – завуч свирепо сверлила его взглядом.
Славка тяжело дышал, шмыгал носом и осматривался по сторонам. Почему в помещении столько воспитателей? Он никак не мог осознать и понять, что же произошло сейчас в спальной комнате. У Симоняна разбит нос, с него капает кровь. Славка взглянул на свои дрожащие ладони. Они были в крови. Он побил Симоняна?
– В карцер его! – Надежда Ильинична мельком взглянула на одного из воспитателей и кивнула на Славку.
Карцером в интернате называлась отдельная небольшая комната, в которой помещались лишь кровать и тумбочка. Особый неуют этого помещения был обозначен отсутствием окон. Покрашенные темно-зеленой масляной краской стены неприятно пахли и не добавляли комфорта. Воспитанники побаивались этой комнаты, и жесткое слово «карцер» являлось крайним ограничением свободы, которая и так у них не была в избытке.
Дверь закрылась, щелкнул замок. Послышались удаляющиеся шаги воспитателя. Славка прикоснулся к губе и посмотрел на пальцы. На них была кровь – видимо, отмахиваясь, Симонян зацепил его по лицу. Славкино тело бил озноб, руки сильно дрожали. Он устало опустился на кровать. Не хотелось ни о чем думать. Через несколько минут Славка провалился в беспокойный, временами прерывающийся, сон.
Его разбудил звук отворяемой двери. С подносом в руках в комнату вошла Алла Ивановна.
– Вот обед тебе принесла, драчун, – она улыбнулась. – Поднимайся.
Славка нехотя сел на кровати и посмотрел на тарелки. В интернатовской столовой меню не отличалось разнообразием – суп, котлеты, с едва уловимым вкусом мяса, каши, компот из сухофруктов или чай. Есть совершенно не хотелось.
Воспитательница подсела к нему поближе и заглянула в глаза.
– Славик, тебя спросить можно? – она прикоснулась к его руке.
Славка нахмурился и немного отодвинулся.
– Скажи мне, пожалуйста, тебя никто здесь не обижает?
– Нет, – буркнул Славка и отдернул руку.
– Ну, я же видела. Тогда в душевой … – Алла Ивановна погладила его по голове.
Что-то неожиданное и давно забытое дрогнуло в Славкиной груди, мягко и тепло разлилось по всему телу, приблизилось к глазам. Слезы, непрошенные, желаемые и так ему необходимые, заструились по щекам. Он пытался не заплакать, но ничего не получилось – рыдания сотрясали его плечи и, закрыв лицо руками, Славка уже не сдерживал себя. Эта молодая женщина пахла, как мама. Руки у нее были такие же ласковые, а голос – добрый и спокойный. Славка всхлипывал, размазывая слезы по лицу, и временами подвывал, словно брошенный на улице щенок.
– Плачь, мальчик, плачь, – Алла Ивановна прижала его голову к груди, не пытаясь даже утешить. – Плачь… Давай вместе поплачем, – она смахнула с ресниц предательские слезы.
Через три дня Славку выпустили из карцера. С этого момента его постоянный страх и неуверенность уступили место апатии и безразличию к происходящим вокруг него событиям.
– У тебя должок передо мной, – сказал ему Симонян при встрече. – Не желаешь возвратить? – с нескрываемой злобой он посмотрел на Славку. – Сегодня ночью, например.
Но Славка так холодно и равнодушно смерил его взглядом, что Симонян стушевался.
Однако пришла ночь. Стихли шаги в коридоре, только дежурный воспитатель проверял, во всех ли спальнях выключен свет. Всё реже слышался за окном шум проезжающих автомобилей. Сон неспешно обволакивал Славкино сознание.
– А ну вставай, козел! – кто-то резко толкнул его в плечо. Славка приподнялся на локте и тут же получил удар в лицо. Затем еще… И еще… – Ну что, нравится? – голос и кулаки Симоняна, казалось, проникали со всех сторон.
Каким-то чутьем, пробуждающейся мужской интуицией Славка понял, что надо менять позицию, иначе противник добьет его до потери сознания. Он кубарем скатился с кровати, больно ударившись спиной о стоящий рядом стул. Симонян подбежал к мальчишке и, не дав подняться с пола, несколько раз ударил ногой в живот. Славка не чувствовал ни боли, ни страха – его тело стремительно наполнялось уже изведанной однажды яростью. Сейчас он встанет и… Но едва он привстал, особо сильный удар Симоняна пришелся ему в лицо. Славка снова рухнул на пол. Желтые, оранжевые, красные шарики замельтешили у него перед глазами. Где-то он такое уже видел. Ему стало жутко – это больше не должно повториться. Славка вскочил на ноги и, схватив стул, обрушил его на голову Симоняна.
Выбившись из сил, Славка рухнул на кучу мусора возле недостроенного дома. Он вдыхал запах цемента, кирпичной пыли, древесных стружек и хотел верить, что страшный случай произошел не с ним, а с кем-то другим. Этот другой ударил Симоняна стулом и, наверное, почувствовав, что он явно переусердствовал, ринулся прочь из спальной комнаты. Он бежал неуклюже, неловко выгнув спину, высоко поднимая острые коленки и широко размахивая длинными тонкими руками, но передвигался достаточно резво. Вышедший из кабинета дежурный воспитатель лишь на мгновение увидел нескладную фигуру нарушителя, которая тотчас скрылась за входной дверью. Одетый только в линялые, некогда черные сатиновые трусы, Славка неожиданно легко перемахнул через высокий бетонный забор и, оглядевшись по сторонам, пересек асфальтированную дорогу. Вокруг не было ни машин, ни людей. Он, задыхаясь, бежал по темным извилистым улочкам, сопровождаемый неистовым лаем собак, отдаляясь всё дальше и дальше от интерната. Наконец силы покинули его, и он свалился в какой-то строительный хлам.
Славка проснулся от кукареканья петуха и от холода. В середине сентября рассветы были уже довольно прохладными. Открыв глаза, он тут же вспомнил события прошлой ночи. Поднявшись с мусорной кучи и отряхнув с себя пыль и стружки, Славка осмотрелся вокруг. Находился он в загородном, очевидно, дачном поселке. Невдалеке виднелись недостроенные остовы кирпичных и шлакоблочных домов. Взошло солнце и сразу стало теплее. Послышался шум приближающегося автомобиля, раздались чьи-то голоса и смех. Наверное, это были строители. Славка бросился в дом, но, на его счастье, люди прошли мимо. «Надо уходить – подумал он. – Но как идти по улице в таком виде?» На деревянных козлах висела рабочая одежда строителей. Славка торопливо перебирал заляпанные известковым раствором брюки и ветхие рубашки без пуговиц. Они оказались большими; очень даже большими. Но другого выхода у него не было. Чтобы штаны не спадали, он подпоясался куском алюминиевой проволоки и туго затянул ее. Накинул на себя пахнущую потом фланелевую рубашку, завязав ее полы узлом на животе.
Рядом остановилась машина. Хлопнули дверцы, послышались голоса, лязг извлекаемых из багажника инструментов. Славка тут же выпрыгнул в окно и, пригнувшись за сложенным в стопки кирпичом, побежал в сторону от поселка. Поплутав по заросшему бурьяном пустырю, он вышел к дороге. Было не трудно определить, в какой стороне находится город – не далее, чем в километре в утреннем тумане высились голубоватые столбики многоэтажек. Славка представления не имел об аксиоме, гласившей, что нарушителя закона почти всегда тянет на место преступления, но ноги уже вели его по направлению к интернату.
Через полчаса он был возле знакомых корпусов. Славка подполз к бетонному забору и заглянул в щель между двумя его секциями. Возле спального корпуса стоял интернатовский микроавтобус, машины «Скорой помощи» и милиции. У Славки учащенно забилось сердце. «А может, Симонян жив и всё обойдется? Ну разбил я Гарику голову в драке… С кем не бывает? Но не убил же! Да нет, конечно! Просто от удара стулом Симонян потерял сознание, и дежурный воспитатель был вынужден вызвать «Скорую помощь» и милицию. Конечно, меня накажут за этот проступок и наверняка снова определят в карцер. Но ничего страшного… Теперь я никогда не буду обращать внимания на глупые шутки и даже на нападки Симоняна. Пусть говорит, что хочет»… Славка с облегчением вздохнул.
