— Он был немного болен, — начала она неуверенно, — совсем чуть-чуть. Легкая простуда. Мы совершенно не волновались. Пару дней он не хотел признаваться, что чувствует себя неважно. Потом согласился остаться дома. Ты же знаешь, что для него это совершенно невозможно…
— Знаю, — нетерпеливо перебил ее Ральф, она говорила совсем не то. — При чем тут это?
— Потом он два дня провел в постели, — продолжала она, как бы не слыша замечания пасынка. — Я позвонила доктору. Он сказал, что это простуда, переутомление, выписал витамины, посоветовал просто отлежаться и провести неделю дома.
— И что?!
— В тот день он спал в саду. Я считала, что он идет на поправку. Но он не проснулся… — Последние слова она почти шептала.
— И все?! — поднял брови Ральф. — Это все, что ты можешь мне сказать?
— Все, — просто ответила она и укоризненно посмотрела на Ральфа. — Это все, что знаю я. Остальное сказали врачи. Окончательный диагноз — обширный инсульт…
— С какой стати? — спросил Ральф. — У него были проблемы с давлением?
— Нет… Никогда, — покачала она головой. — Ты же знаешь, что он никогда не жаловался на здоровье…
— Это-то меня и удивляет. — Он пытался скрыть раздражение, но ему это мало удавалось. — Отец был потрясающе здоровым человеком. Может быть, он что-то скрывал?
— Как можно скрыть что-то от женщины, которая спит с мужчиной каждую ночь рядом? — удивленно вскинула она голову.
Ральф понял, что лицо его заливает краска. Она так спокойно говорила о своей близости с отцом, что в нем зашевелилась ревность, с которой он боролся столько лет. Он даже не понимал сейчас, какого рода была эта ревность. Что ранит его больше? Ее любовь к отцу или любовь отца к ней, которая вытеснила сына из его сердца. Стоп! Он не для этого приехал сейчас. Есть проблема куда более важная…
— Значит, ты не замечала ничего особенного? — как можно более спокойно спросил он.
— Нет. Он был чем-то расстроен последнее время, но здоров. Небольшая простуда… Только и всего…
— Да… — протянул Ральф, — небольшая простуда.
— Ты можешь поговорить с доктором, — тихо сказала она. — Я сама ничего не понимаю.
— Поговорю, — кивнул Ральф, понимая, что требовать чего-то от женщины, которая потеряла мужа, сейчас бесполезно. По ее лицу было видно, что она подавлена.
У них не общее горе, а у каждого свое. И ему надо постараться не обвинять ее, а просто разобраться и принять факты. Отец был слишком жизнелюбив и вполне мог скрывать свои проблемы.
— Во сколько я должен быть готов? — спросил он, заканчивая разговор.
— Через два часа. Базиль пригласит тебя. Я не буду тебе мешать…
Ты мешала мне эти пятнадцать лет, хотелось крикнуть ему в это прекрасное лицо, ты погубила мое сердце, ты разлучила меня с отцом!.. Но он только криво улыбнулся, кивнул и отправился в свою комнату ждать свидания с последним родным человеком на этой земле.
— Лиз! — услышал Ральф голос, который меньше всего ожидал услышать в этом доме. Как, однако, далеко зашли их отношения, если брат отца позволяет себе называть ее так.
— Лиз, куда ты запропастилась? Я жду уже полчаса, — продолжал настаивать Хью Грин, младший брат почившего в бозе хозяина дома. — Ты не говорила, что уйдешь так надолго…
Ральф увидел сначала только носки его ботинок. Они лениво передвигались со ступеньки на ступеньку. Он, видимо, решил спуститься и проверить, чем занимается его прекрасная невестка. Ральф почувствовал, что волосы на его загривке встали дыбом. Он не любил Хью. Природу их специфических отношений с отцом он никогда не понимал до конца. Знал только одно: между ними что-то произошло очень много лет назад и это позволило его отцу отказать брату от дома.
У Хью был небольшой, но довольно доходный бизнес, который давал ему возможность жить безбедно. Однако отец никогда не предлагал брату принять участие в своем бизнесе или хотя бы занять место управляющего одной из компаний, который получал бы несравнимо больше одинокого предпринимателя и гораздо меньше рисковал.
Дядя был владельцем небольшого антикварного салона. Он умел находить выгодных клиентов и эксклюзивные вещицы, которые продавались за такие хорошие деньги, что комиссионных вполне хватало на содержание хорошего дома, дорогие костюмы и последние модели машин.
Ральф знал, что отец всегда с легким пренебрежением относился к делам брата, так как считал все это мышиной возней. Конечно, человеку, вокруг которого крутился весь мир, было смешно наблюдать за барахтаньем в мелкой и мутной воде, но отец никогда не распространялся на эту тему. Ему было достаточно того, что брат не висел у него на шее и не требовал денег.
Ральф никогда не любил своего дядю, более того — даже не считал его родственником. Он просто привык учитывать его наличие, и не больше. Они не виделись почти пятнадцать лет, и Ральф не сильно переживал по этому поводу. Как ни странно, он меньше всего ожидал увидеть его сегодня здесь. Хотя чему здесь удивляться? Стервятники всегда слетаются, чтобы полакомиться мертвечиной.
Ральф подумал так, и ему на мгновение стало стыдно. Какое он имеет право осуждать дядю? Они были родными братьями… Он ведь точно не знал, что между ними произошло. Похороны не тот момент, когда надо сводить счеты. Тем более когда это не твои счеты…
И тем не менее Ральфу было неприятно видеть Хью и слышать его интимный капризный голос, обращенный к мачехе. Почему-то мелькнула мысль, что он слишком удачно выбрал время, чтобы приехать в дом брата. Теперь ему никто не может помешать…
Чему помешать? — одернул себя Ральф. А кто тебе теперь может помешать? Ты-то зачем сюда приехал? Проститься с отцом? Получить его деньги? Опять оказаться рядом с Элизабет? До момента, пока он не увидел острые носки ботинок дяди, Ральф мог убеждать себя в том, что его больше всего интересует отец, но теперь в желудке его шевельнулся нехороший холодок. Чем он лучше всех остальных? Почему он явился только сейчас? Он ведь нужен был отцу, пока тот хотел его видеть. А сейчас? Он ведь тоже приехал поучаствовать в дележке… Благо есть что делить. Он поморщился от отвращения к самому себе и своим мыслям.
Ботинки замерли на середине лестницы, потом устремились вниз. Через секунду дядя сделал последний шаг к блудному племяннику, которого все-таки заметил. Или это мачеха сделала ему знак?
— Ральф, дорогой, — нараспев произнес он, — как давно мы не виделись! Дай мне обнять тебя!
Ральф видел фальшивый блеск водянистых голубых глаз и нерешительное движение рук, которые готовились превратиться в родственные объятия. Уклониться от ритуального лобызания было уже почти невозможно. Ему не хотелось огорчать отца, дух которого был над ними или с ними. Хотя, скорее всего, Грин-старший потешался сейчас над потугами двух взрослых мужчин сыграть в игру «дай я тебя расцелую, мой дорогой родственник». Отец умел и любил ставить других в щекотливое положение, испытывая мужчин на прочность, а женщин на нежность и доброту. Мало кто выдерживал…
— Ну, не отстраняйся, давай обнимемся, — предложил дядя, в голосе которого был скорее вопрос, чем предложение. — Такая потеря…
Ральф вдруг понял, что сейчас дядя попытается превратиться в младшего брата, которому придется вытирать слезы. Но он-то тут совершенно ни при чем. Скорее, это он, Ральф, младшенький. Хотелось бы ему позволить себе расслабиться.
Отец приучил его быть взрослым в тот самый день, когда они вдвоем стояли у постели умирающей матери. Ральфу было всего семь. Он давился слезами и захлебывался от тихих, но безудержных рыданий. Мать гладила его по руке и уговаривала не отчаиваться. А отец, долго наблюдавший эту трогательную картину, вдруг изменился в лице и поманил его пальцем, показывая головой на дверь. Ральф поплелся за ним, ожидая, что за дверями комнаты отец начнет заглядывать ему в глаза и уговаривать не плакать. Но мистер Грин поступил по-другому. Он поднял сына за шкирку и хорошенько потряс его. Слезы от такой неожиданности моментально высохли, а рыдания так и остались где-то глубоко в груди.
— Ты что себе позволяешь? — гневно спросил отец. — Ты что не понимаешь, как ей больно?
