Перед заходом солнца

Вольфганг. Отчего же нет? Зачем ты это мне рассказываешь?

Супруги уходят. Входит санитарный советник доктор Штейниц и личный секретарь Клаузена доктор Вуттке.

Штейниц (глядя вслед Клотильде). Зубастая дама!

Вуттке (притворяясь непонимающим). О какой даме вы говорите?

Штейниц. О некой особе, которой, как говорится, пальца в рот не клади.

Вуттке. Какой же это особе пальца в рот не клади?

Штейниц. Я говорю о небезызвестной вам Пауле Клотильде, урожденной фон Рюбзамен; или вы считаете, что ей можно положить палец в рот?

Вуттке (смеется). Нет, этого никто не станет утверждать. О вкусах не спорят, но оба эти брака – Вольфганга и Оттилии Клаузен – мне непонятны. Славный Вольфганг и эта заноза… Избалованное, тепличное растение Оттилия, бросающаяся на шею настоящему ломовому извозчику…

Из противоположной двери несколько торопливо входит директор Эрих Кламрот.

Кламрот (вытирая пот со лба). Дикая жара! Вы жену мою не видали?

Вуттке. Нет. Но ваш шурин Вольфганг и его жена только что были здесь.

Кламрот. Вольфик с урожденной фон Рюбзамен! Эта женщина воображает, что она всем управляет.

Вуттке. Если она еще не управляет, то не по своей вине.

Кламрот. Между прочим, это, может быть, и по моей вине. Кстати, наш патрон держится прекрасно. Говорят, ему собираются преподнести грамоту почетного гражданина. Мне кажется, все идет как по маслу. А где сейчас пребывает виновник торжества? Я не хотел бы пропустить эту церемонию.

Штейниц. Если у вас было такое намерение, следовало прийти раньше.

Кламрот (побагровев). Что? (К Вуттке.) Послушайте, мы! Вам следовало предупредить меня! Разве это не входит в ваши обязанности?

Вуттке. Нет, это не моя обязанность.

Кламрот. Ваша лаконичность иногда раздражает.

Вуттке. Без всякого намерения с моей стороны.

Кламрот. Но нельзя отрицать, что это так. Кстати, что у вас в портфеле?

Вуттке. Кое-что для юбиляра.

Кламрот. Не важничайте, Вуттке. Я и без вас узнаю все, решительно все, что мне надо узнать!

Вуттке. Не смею в этом сомневаться.

Кламрот. Стрелку часов вам не повернуть назад! (Быстро уходит.)

Штейниц. У милейшего Кламрота бывают странные вспышки.

Вуттке (вслед Кламроту). Плевать мне на вас, господин директор!

Штейниц. «Стрелку часов вам не повернуть назад».

Вуттке. Что он сказал?

Штейниц. Стрелку часов вам не повернуть назад.

Вуттке. Разве я собираюсь вертеть часовые стрелки?

Штейниц. По-видимому, он имел в виду нас обоих: меня – потому что я в конце концов поставил нашего патрона на ноги; вас – потому что вы тоже преданы тайному советнику и не перешли с развернутыми знаменами в лагерь Кламрота.

Вуттке. Пока я жив, никто не вырвет из рук тайного советника бразды правления.

Входит Эгмонт Клаузен. У него быстрые и непринужденные движения. Он кладет одну руку на правое плечо Штейница, другую – на левое плечо Вуттке и просовывает сзади между их головами свою.

Эгмонт. Ага! Это называется: одной хлопушкой – двух мух… Знаете, господа, почему я так говорю?

Штейниц. Нет. Не собираетесь ли вы прикончить нас? Вы – хлопушка!

Вуттке. Я тоже ничего не понимаю. Хлопушка!

Эгмонт. Должен ли я стать перед вами, господа, или вы думаете, что отсюда я скорее достигну цели?

Вуттке. Смотря по тому, предпочитаете ли вы дуэль или убийство из-за угла.

Штейниц. Карманники достигают цели, подкрадываясь сзади.

Эгмонт (выходит вперед, но сейчас же хватает обоих за руки). Око за око, зуб за зуб! Только одна просьба, господа: выслушайте мое стихотворение ко дню рождения папы.

Штейниц. Прошу. Валяйте!

Эгмонт (значительно, патетично и несколько таинственно).

Я философию постиг,
Я стал юристом, стал врачом,
Увы; с усердьем и трудом
И в богословье я проник.
Но все ж глупцом остался. Ах!
И, как майор, кругом в долгах.[6]

Штейниц и Вуттке невольно смеются.

Штейниц. Лучше не читайте этого вашему отцу, дорогой Эгерт! Это горькая пилюля, да еще с оскорблением Гёте; ваш отец этого не перенесет.

Эгмонт. Поэтому мне и нужна ваша протекция: исцелите меня, доктор! Замолвите за меня словечко перед этим всемогущим мужем с портфелем!

Вуттке. Я, как всегда, посмотрю, что можно для вас сделать. Но ведь вы мне твердо обещали подождать с обменом автомобиля до весны. Помните?

Эгмонт. Помню, конечно, помню. И я сдержал бы слово, если бы не заманчивый случай. Но случай есть случай. Он сбил все мои расчеты. И потом папа недавно сам сказал, что мне следовало бы ознакомиться с Испанией, а моя старая разбитая кастрюля, в которой я до сих пор ездил, для этого совсем не годится. Итак, доктор, когда мне рассчитывать на ответ?

Вуттке. Через несколько дней. Конечно, не сегодня. Ни одной капли горечи сегодня в его вино.

Входят тайный советник Маттиас Клаузен, за ним – обер-бургомистр, председатель муниципалитета, профессор Гейгер, профессор Вольфганг Клаузен, Эрих Кламрот, Беттина, которая льнет к отцу, Паула Клотильда Клаузен , Оттилия Кламрот и советник юстиции Ганефельдт.

Эгмонт (быстро поворачивается и подходит к отцу). Поздравляю тебя, папа, со званием почетного гражданина! (Непринужденно целует отца в лоб.)

Клаузен. Да, дорогой Эгерт, эти господа действительно удостоили меня величайшего отличия, какое существует в нашем городском самоуправлении. Сознание ничтожности моих заслуг все еще протестует против этого. Будь я моложе, я бы мог, ваше превосходительство и уважаемые господа, надеяться постепенно оправдать ваше необоснованно высокое мнение обо мне. Но, к сожалению, этот радостный праздник только подчеркивает мою старость. Уходящие силы, уходящие годы заставляют меня стремиться совсем к другому, чем то, чего требует в наше тревожное, трудное время натиск молодых сил. Здесь потребуются совсем другие кормчие.

Обер-бургомистр. Вы остались юным, господин тайный советник!

Клаузен. Этот комплимент по праву относится к моему другу Гейгеру. Он специально приехал из Кембриджа ко дню моего рождения.

Гейгер (благодушно). Чур меня! Чур! Не сглазь!

Обер-бургомистр (оглядываясь). Не верится, что мы в кабинете делового человека. Скорее, это комната ученого.

Клаузен. Признаюсь, у меня слабости, которых обычно не прощают деловому человеку. Я собираю автографы, первоиздания и тому подобное. У меня есть, например, старинное издание Библии Фуста,[7] «Лаокоон»,[8] написанный рукой самого Лессинга. Вы знакомы с моими детьми? (Указывая на Вольфганга.) Он достиг в жизни большего, чем я. Этот мальчишка – уже профессор.

Паула Клотильда (вполголоса, Ганефельдту). «Мальчишка». Ну и скажет! Как это вам нравится?

Клаузен. А вот это Эгмонт. Мы его зовем Эгерт. Ему двадцать лет, и он еще не вполне осознал серьезность жизни. Но пока что я за него не беспокоюсь. Для каждого из нас приходит час прозрения.