Обер-бургомистр. Без вашего сына картина жизни нашего города была бы неполной. Мы всегда с удовольствием наблюдаем, как он проносится на своем «мерседесе».
Один из членов муниципалитета. И, кстати, многие наши дамы свернули себе шею, вытягивая ее вслед вашему сыну.
Эгмонт. Ну меня бывают мрачные минуты, но я не выношу нашей серой послевоенной эпохи и хватаюсь за кусочек живой жизни всюду, где только возможно.
Один из членов муниципалитета. «Радость – дочь благого неба».[9]
Гейгер. О, конечно! «Радость – искра божества».
Обер-бургомистр. Без дочери благого неба молодым людям, конечно, не обойтись.
Клаузен. Возможно, мы не правы, когда в открытых дискуссиях обходим психологические моменты. Раньше философы говорили о блаженстве и счастье, а теперь только о готовых товарах, полуфабрикатах и сырье… А вот моя дочь Беттина…
Один из членов муниципалитета…хорошо известная в благотворительных кругах.
Клаузен. У моей Беттины доброе сердце. Часто она и мне приходила на помощь в тяжелые минуты. А это моя младшая дочь Оттилия. В детстве она доставляла много забот своей матери и мне, – зато как много радости принесла она нам в дальнейшие годы. А вот ее муж – мой зять. Господина Кламрота, надеюсь, мне нечего вам представлять.
Кламрот
В чем дело? Ведь я говорю правду, Оттилия.
Клаузен. Вы всегда это делаете.
Обер-бургомистр. Сердечная прямота господина директора Кламрота известна всему городу.
Один из членов муниципалитета. Но у вас есть большой недостаток, господин Кламрот. Несмотря на наши настоятельные просьбы, вы отказываетесь войти в состав магистрата.
Кламрот. Терпение, господин муниципальный советник, поживем – увидим.
Обер-бургомистр. Какой чудесный портрет висит у вас на стене, господин тайный советник!
Клаузен. Разве вы никогда не были в этой комнате? Это портрет моей покойной жены, когда она была девушкой. Его написал Фридрих Август Каульбах.
Гейгер. Это была самая красивая молодая дама, какую я когда-либо видел в своей жизни.
Беттина. Посмотрите, господа, вот справа, на этой длинной шведской перчатке,[10] бабочка; художник сказал маме, что это – он сам, и он будет таким образом сопровождать ее всю жизнь…
Клаузен. Не угодно ли дорогим гостям окунуться в праздничный водоворот! Спустимся в сад.
Обер-бургомистр
Вуттке
Клаузен. В чем дело?
Вуттке
Клаузен
Вуттке. Будьте здоровы. Я ухожу. Что это у вас в руке?
Штейниц
Вуттке. Надеюсь, реакция Вассермана[11] отрицательная?
Штейниц. Только хлороз,[12] очень просто.
Вуттке. А, малокровие? Кто этот счастливец?
Штейниц. Это не он, а она. Инкен Петерс, родом из Хузума[13] или Итцегоэ.[14] Она завоевала сердце нашего старого хозяина.
Вуттке. Да ну! И он тут же требует анализа крови?
Штейниц. Нет, это была моя мысль. Тайный советник поручил мне наблюдение за ее здоровьем.
Вуттке. Как вы относитесь ко всей этой истории?
Штейниц. Маленький каприз – не больше. Его можно простить человеку, вновь почувствовавшему себя здоровым.
Вуттке. Однако этот каприз начинает уже кое-кого беспокоить.
Штейниц. Неужели? Только потому, что тайный советник иногда бывает в Бройхе? И привозит детям шоколад. Инкен, или, вернее, ее мать, руководит детским садом. Чего только не вынюхают ищейки.
Вуттке. Во всяком случае, я далек от этого. Мне об этом ничего не известно. Мне до этого нет дела.
Инкен
Инкен. Как будто все уже расходятся, мама.
Фрау Петерс. Мчишься, словно за тобой гонятся. И вообще немного странно: как только тайный советник, окруженный свитой, выходит в сад, ты убегаешь.
Инкен. Там и без меня достаточно молодых дам, которые делают ему придворные реверансы. Что мне тайный советник, если он окружен стеной?
Фрау Петерс. Наша обязанность поздравить его, а так, ни с того ни с сего, удирать – неприлично. По крайней мере с фрейлен Беттиной ты должна была проститься. Она так долго и сердечно говорила с тобой.
Инкен. Мне ничего не оставалось, как отвечать ей на бесконечные вопросы. Точно на экзамене. Я даже отметки получала. Меня хвалили за то, что я решительная и дельная: и машинистка, и швея, и детей умею воспитывать. Каждая новая специальность – новая похвала, но приятней от этого мне не стало.
Фрау Петерс. Опять твои причуды, Инкен.
Инкен. А как этот господин директор Кламрот снисходит до того, чтобы танцевать! Противно! Чего он только не нашептывает на ухо!.. А его жена ничего не подозревает и молится на него. Единственный человек, с которым можно потанцевать и поговорить, – это Эгмонт Клаузен. Скажи, где здесь выход? Я почувствую себя хорошо только на улице.
Ганефельдт. Куда спешите, прелестное дитя?
Инкен. О, господин советник юстиции Ганефельдт! Я и не знала, что вы тоже на празднике.
Ганефельдт. Весь город на празднике. К тому же мои отношения с семьей Клаузен давнишние и многообразные.
Паула Клотильда
Инкен. Я танцую кое-как… по-домашнему.
Ганефельдт. Вы знаете, перед кем вы стоите, Инкен? Это супруга профессора – доктора Вольфганга, невестка господина тайного советника. Тетка фрау Паулы Клотильды когда-то владела имением Бройх, где вы теперь нашли себе пристанище и которым я управляю.
Паула Клотильда. В моем отце было слишком много от генерала. Он наделал много непростительных