засижены мухами, — сердито выговаривала она Мухаббат, будто та была во всём виновата. — Походила я, посмотрела, и совсем настроение испортилось. Ещё вот на ясли ваши гляну — и прямо к председателю.
— Что-то не похоже, Сапура, чтобы настроение у тебя было совсем уж плохим, — не без лукавства возразила Мухаббат. — Глаза, глаза-то так и светятся.
Мухаббат знала, что по пути сюда Света не могла не завернуть к Фазылу.
— Нет, Мухаббат, правда, я очень и очень расстроена.
— Ну, если очень расстроена, то надо немедленно разыскать Фазыла. Самая лучшая «скорая помощь»…
— Ты по своему опыту это знаешь? — Света сделала вид, что обиделась, и покраснела.
В помещении было душно, и она расстегнула жакет.
— Ой, у тебя, кажется, обновка?.. Золотая?! — воскликнула Мухаббат, увидев приколотую к платью подруги брошь. — Когда купила?
— Нет, это Фазыл-ака подарил, — Света смущённо опустила глаза. — Вчера я в район ездила. И у него, оказывается, там дела были. Вот мы случайно и встретились…
Мухаббат лишь молча улыбнулась.
— Ну, что ты смеёшься, — заметила улыбку Света. — Конечно, случайно!
— Ну, верю, верю, — успокоила её Мухаббат. — Мир, как говорят, тесен…
— Побродили мы по городу, попили лимонаду. В кино сходили. А потом Фазыл-ака чуть ли не силой затащил меня в ювелирный магазин. Я сразу поняла — зачем. Стала всячески отговаривать его, но он и слушать не стал. Купил эту брошку и сам приколол к платью. А из магазина мы к Долгову зашли. Ну, тому самому, что шофёром работает, в МТС. Приятный такой, добрый человек. И печальный… Глаза глубокие и грустные. Выпили они понемногу с Фазылом, и дядя Кузьма стал о себе рассказывать. Знаешь, какую он тяжёлую жизнь прожил… Когда началась война, был в Керчи, отдыхал там. Прямо из дома отдыха— на фронт. Во время войны потерял жену, детей. Так до сегодняшнего дня и не знает, живы они или нет…
Мухаббат сразу вспомнила приезд в кишлак Петра Максимовича Рагозина, его рассказ о партизанском отряде, о необыкновенной драматичной судьбе Марии с такой же фамилией, и о своём обещании и самой себе, и Петру Максимовичу распутать до конца эту загадку. Но так до сих лор и не собралась. Ей стало стыдно. А заодно в душе начинало вскипать раздражение, даже зло. на себя и на Свету. Рассказывает спокойно, будто забыла о том вечере в доме тётушки Санобар!
— Всё-таки эгоисты мы! — с болью и горечью воскликнула Мухаббат. — Посветило нам чуть ярче солнце, улыбнулось счастье и мы на седьмом небе. И никого уже на земле не видим, ничьи заботы нас не тревожат, ничья боли не волнуют…
— Ты о чём это? — не поняла сначала Света, и вдруг и её лицо полыхнуло жарким пламенем стыда. — И правда!.. Забыла же я, дура бессердечная, совсем забыла!..
— Ну, с то бой-то всё ясно. Где тебе сейчас о чем-нибудь помнить! А вот как я могла так долго не вспоминать об этом? Ведь дело о судьбе человеческой идёт!
— У тебя тоже забот за последнее время хоть отбавляй, — попыталась было оправдать подругу, а заодно, может быть, и, сама не подозревая, себя.
— Обе мы хороши! — жёстко отрезала Мухаббат.
— Что же теперь делать?
— То, что мы Петру Максимовичу обещали. Выяснять. Но, как он предупреждал, осторожно. В мире и в самом деле немало одинаковых имён и фамилий. Только душу человеку разбередим, на старые раны соли насыпем.
— Надо Фазылу обо веем рассказать, — предложила Света.
— Давно бы пора, — буркнула Мухаббат. — Без Фазыла у нас ничего не получится. Он с Кузьмой Яковлевичем поговорит поосторожнее, а я попробую Зою Кузьминичну порасспрашивать как-нибудь незаметно.
Вышли на прилегавший прямо к полевому стану хирман. Света сразу забыла о состоявшемся только что разговоре, обвела засветившимися от восхищения глазами поля. Слишком уж счастлива была она всё это время, чтобы долго оставаться во власти печальных мыслей и дурного настроения.
— Как здесь красиво! Прямо глаз не оторвёшь. Здесь каждую весну такая прелесть?
Мухаббат очень хорошо понимала состояние подруги и потому больше не сердилась на неё. Жизнь, она потому и жизнь, что не может не брать своё.
— Нет, — многозначительно и лукаво прищурила она глаза. — По-моему, в этом году в первый раз такое с весной приключилось…
Света вспыхнула, обняла Мухаббат и глубоко вздохнула. Потом зашептала:
— Ты права! Во мне сейчас столько радости и счастья, что хватило бы на целый мир. Будто каждое дерево, каждый лист на нём, каждая травинка поздравляют меня… Ну, а теперь твой детский сад посмотрим.
Света выпрямилась, провела ладонями по лицу, будто стирая с него краску недавнего смущения и неуёмного счастья.
Детсад совсем недавно отремонтировали силами бригады, трудились в коротких перерывах между основной работой. Стены здесь были заново оштукатурены и побелены, двери и окна покрашены, выбитые стёкла вставлены. Даже железные кроватки перекрасили, и они сверкали, как новенькие.
В одной из комнат — младшая группа: грудные дети и те, что ещё не ходят сами. Если здесь и не слышно треска и писка игрушек, зато больше чем достаточно голосистых «певцов». Стоит только одному подать голос, как тут же к нему дружно присоединяются все в комнате. Молоденькая воспитательница, не привыкшая ещё к подобным концертам, бегает от кроватки к кроватке, испуганная и растерянная. В одной из кроваток, огороженной сеткой, — Адхамджон. В маленькой ручонке его накрепко зажата погремушка. Чёрные глазёнки его поблёскивают озорно и улыбчиво. Света подбежала к кроватке, схватила Адхамджона, начала тискать его и целовать.
— У, Рустамчик маленький! Не плачешь?.. И правильно делаешь. Нечего с этих крикунов пример брать. Ещё наплачешься — вот только тётя Каромат придёт.
Мухаббат улыбнулась.
— А у тебя здесь хорошо, — положив мальчонку на место, обернулась к ней Света. — Любовь к детям, забота о них видна. Не то что в других бригадах. Не мешало бы этим здоровякам-мужчинам, которые нос задирают от своего бригадирства, прийти и поучиться у тебя, как за детьми надо ухаживать.
— Всему своё время, Сапурахон. Наверное, у них возможностей не было или ещё чего-нибудь, — сказала Мухаббат добродушно-примирительно.
В комнату незаметно вошла тётушка Кунпаш.
— Это уж ты, Мухаббатхон, напрасно! — с неожиданной горячностью заговорила она. — Что, разве у вас в бригаде делать было нечего, когда ремонтировали детсад? А вы же и норму успевали выполнить и здесь поработать. Ни сил, ни времени не жалели. Скажите уж лучше напрямик: мужчины на детские сады сквозь пальцы смотрят. Они, наверное, думают, что родится ребёнок, на четвереньках поползал, покувыркался и — вырос, как в сказке! И знать они не знают — а лучше сказать, делают вид, что не знают! — сколько материнского труда вложишь, сколько недоспанных ночей пройдёт, пока поднимешь этого кроху на ноги. Поэтому стоит только заикнуться перед мужчинами, что детский сад или ясли надо отремонтировать, они сразу начинают на свою занятость ссылаться, своей работой в поле козырять.
Мухаббат засмеялась.
— Вот вы, оказывается, какая! Чем это мужчины так вам насолили?
— А как на них не злиться? Если был бы настоящим человеком мой муж — чтоб ему могилу свиньи разрыли! — может быть, я бы вовремя показала доктору своего Сакиджана, и он не ослеп бы.
Мухаббат стало неловко и за свой неуместный вопрос, разбередивший изболевшуюся душу этой женщины, и особенно за смех. Одновременно ей до слёз стало жаль тётушку Кунпаш. Да и как не пожалеть! Единственный сын — и ослеп…
Мухаббат присела на стул у кроватка Адхамджона. Увидев наконец мать, он проворно ухватился ручонками за сетку, поднялся в кроватке и потянулся к Мухаббат, растянув пухлые губы в радостной улыбке. Она взяла сынишку на руки, прижала к груди и стала целовать в тёплое темечко, в макушку, а мысли
