созидании.
Слева по улице показались большие зелёные ворота.
— Вот и приехали, — притормозил свой ЗИС шофёр, а когда Фазыл полез было в карман за деньгами, бросил коротко, но решительно: — Ты это, браток, оставь. Негоже фронтовикам фронтовика обижать. — И крепко пожал поочерёдно руки, сначала Фазылу, потом Рустаму, добавил с улыбкой: — Удачи вам!..
— Спасибо… — заставил себя улыбнуться Фазыл.
Трёхтонка развернулась и укатила.
Едва они вошли во двор госпиталя, как встретили молодую женщину в белом халате.
— Сестрица, — обратился к ней Фазыл, — можно вас на минуточку? Вы здесь работаете?
— Да.
— Тогда скажите, будьте добры, где палата для раненых фронтовиков?
— Я сама в этой палате работаю. А что?
— Вы Катю знаете?
— Да… А вы кто будете?
— Ну, это долго объяснять. Из Ташкента мы о другом…
— Из Ташкента?!. Тогда я Аню позову…
— Какую Аню и зачем? — ничего не понял Фазыл.
Но медсестра уже убежала, бросив на ходу:
— Вы подождите немного, я сейчас.
И она скрылась за массивной дверью подъезда.
Ждать и в самом деле пришлось недолго. Не успела, казалось, дверь закрыться, как снова распахнулась. В таком же белом халате вышла другая медсестра и направилась прямо к Фазылу с Рустамом.
— Я — Аня, — коротко представилась она. — А вы… вы — Федя? Юнусов?..
— Откуда вы меня знаете?! — теперь уже удивлённо и встревоженно воскликнул Фазыл, даже не заметив сразу, что глаза у Ани покраснели и припухли.
— Пойдёмте, я провожу вас к главврачу, — тихим охрипшим голосом произнесла она. — Хотя… нет, не сразу. Сначала зайдём в ординаторскую.
— Странные вы все какие-то! — вырвалось у Фазыла. — Нам надо к Кате… Немедленно! Не для того мы из самого Ташкента летели, чтобы…
— Это надо, — так же негромко, но твёрдо сказала Аня.
В комнате, которую Аня назвала ординаторской, стояло несколько простых письменных столов, большой застеклённый шкаф с какими-то папками и две низких кушетки, обтянутые коричневым дерматином. На одной из них понуро сидела старушка в поношенном чёрном пальто, стоптанных валенках и приспущенном на плече сером вязаном платке. Она подняла голову и внимательно оглядела вошедших, потом вопросительно глянула на Аню: «Кто это?..» Аня подошла к ней, наклонилась и что-то шепнула. Старушка резко выпрямилась на кушетке, потом медленно встала, не спуская глаз с Фазыла. Она даже хотела сказать что-то, но как-то испуганно прикрыла рот маленькой сухой ладошкой.
— Вы узнаёте, Федя, эту женщину? — подошла к Фазылу Аня.
Фазыл долго смотрел на старушку, мучительно припоминая, где бы он мог её видеть, — а в том, что видел, не сомневался, едва глянул, — но так и не вспомнил.
— Не узнаёт. Да и как узнать. Разве узнаешь человека, который больше двух лет хоронился в диких горах от смерти-погибели! Я тётя Фрося, Феденька!
Фазыл вздрогнул от неожиданности и, невольно выпустив локоть Рустама, шагнул к старушке.
— … Да и я бы сама никогда Федю не узнала. Возмужал он, в плечах раздался, загорел, — успокоительно сказала тётя Фрося.
Фазыл смотрел па тётю Фросю, не отрывая глаз. Они постепенно наполнялись слезами.
— Что с Катей, она жи… здорова, где она сейчас? — чуть слышно спросил он наконец.
— Катя здесь, сейчас мы её увидим, — с какой-то излишней даже уверенностью и бодростью ответила старушка. — Правда, Аня?..
Аня сделала вид, что не расслышала обращённого к ней вопроса, а чтобы это выглядело естественнее, стала озабоченно перебирать папки в шкафу. Потом спохватилась, будто забыв что-то, и вышла из комнаты. Прайда, ненадолго. Открывая дверь, она услышала, как тётя Фрося сказала:
— Что же ты меня, Феденька, с товарищем своим не познакомишь…
Фазыл смущённо оглянулся на Рустама. Тот стоял посреди комнаты, напряжённо вслушиваясь в происходящее, так и не опустив полусогнутую в локте руку. На лице его застыла полувиноватая улыбка.
— Да вы его знаете, тётя Фрося, это Рустам…
— Батюшки! — изумлённо всплеснула руками старушка. — Только прости меня, не признала я тебя сразу, сынок.
— Да, меня теперь трудно признать, — печально согласился Рустам.
Тётя Фрося хотела было спросить, что у Рустама с глазами, но удержалась. «Известное дело — война, — подумала она горестно. — А я ещё к нему со своими расспросами полезу. Небось, парню и без того несладко…»
Теперь узнала Рустама Шакирова и Аня.
Он такой же, как и тогда в партизанском отряде, крепкий, здоровый. Только вот это странное, отсутствующее выражение лица и полувиноватая улыбка говорили о его слепоте. Выглядит он бодро, хоть и устал, наверное, о дороги, да и сейчас перенервничал. А так, поправился, загорел.
Да, теперь Аня окончательно его узнала.
Взволнованная этой ещё одной неожиданной встречей и желая хоть на какое-то время оттянуть окончательное объяснение с тётей Фросей и Фазылом у главврача, она подошла к Рустаму, взяла его под руку и с деланной обидой в голосе проговорила:
— Товарищ Шакиров, почему это вы боевых друзей перестали узнавать?
— А кого я должен узнать? — удивлённо спросил Рустам.
— Аню. Помните, вы ещё к нам с заданием в партизанский отряд приходили? К Петру Максимовичу…
— Что вы? Ведь именно тогда я и потерял навсегда глаза. Разве такое забывается, тем более в моём положении?..
— Я это хорошо знаю и ваше нынешнее положение не хуже понимаю. То, что вы лишились глаз, сначала поняла Катя, а потом и я узнала. Дед Григорий, что травами вас лечил, сказал мне.
— Он и мне сказал: «Отгляделся, парень. Нечем теперь глядеть», — голое Рустама прозвучал глухо, сдавленно.
Аня замолчала, терзаясь тем, что нечаянно причинила человеку боль. Потом, успокоившись немного, повторила вопрос:
— Так вы вспомнили Аню из отряда Петра Максимовича? Это я и есть!..
— Вспомнил, Аня, вспомнил, маленькая и храбрая ты партизанская разведчица!
Аня грустно улыбнулась.
— Когда же мы к Кате пойдём, Аннушка? — напомнила тётя Фрося.
— Да, да, надо идти, — поддержал старушку Фазыл. — Потом у нас ещё будет время поговорить.
«Едва ли вам будет до разговоров», — вздохнув, подумала про себя Аня, но делать нечего, тянуть больше нельзя было.
Затем она проводила всех в кабинет главного врача, что-то сказала ему на ухо и поспешно вышла, чуть ли не выбежала в коридор. Услышав от Ани, кто они и откуда прибыли, пожилой врач с бедой бородкой клинышком усадил тётю Фросю рядом с собою на стул. А Фазылу с Рустамом жестом предложил располагаться на диване. Затем он снял очки и стал медленно протирать их. Протерев, так же медленно надел. Тусклые, видимо, от усталости, да и от возраста, глаза его в обрамлении редких и светлых ресниц изучающе смотрели через очки на тётю Фросю. Видно было, что он не особенно торопился начинать разговор о Кате.
Да и к чему торопиться? Что утешительного может сказать он этой женщине и этому бледному как
