Встретились они на крылечке дома Вдовы Цянь. Рано утром этого дня к дому Старика Гао прибежал кто-то из местных мальчишек и сказал, что кое-кто – «высоченный, седой и, наверняка, варвар», так он сказал дословно, - расспрашивает о нем. Идти пришлось через всю деревню, но поспеть за легкими шагами мальчика было не просто. Скоро его провожатый вообще пропал из виду, свернув и скрывшись за одним из заборов. Старик Гао остановился. Осмотревшись вокруг, он заметил на крыльце знакомого дома седого крупного мужчину с чашечкой чая в руках. Пятьдесят лет назад он часто бывал в этом доме. Его жена и мать Вдовы Цянь были хорошими подругами, но сегодня он даже поверить не мог, что после смерти обеих женщин, об этом кто-то помнит. Вдова Цянь пригласила старого пасечника в дом, угостила чаем и представила чужеземцу. Поставив свою коробку на пол, он присел за маленький стол, отхлебнул еще чаю, поставил кружку рядом с кружкой Гао и сказал:
-Мне бы хотелось увидеть ваши пчелы.
***
Когда умрет Майкрофт, следом падет и Империя. Никто об этом не задумывался всерьез, кроме нас двоих. Его тело лежало передо мной, покрытое белой простыней с ног до головы, и мне казалось, что с двумя вырезанными на ткани глазницами, он действительно станет похож на приведение, - в самой распространенной, обыденной интерпретации. На смертном одре он, к моему удивлению, распух, стал еще массивнее и необъятнее. Белые пальцы были толстыми, словно колбаски.
-Добрый вечер, Майкрофт. – сказал я. – Доктор Хопкинс сказал мне, что жить тебе осталось не более двух недель. Еще он попросил ни при каких обстоятельствах не говорить тебе этого.
-Он кретин тупоголовый. – ответил Майкрофт, разделяя каждое слово спазматическими глубокими вдохами. – Я не протяну даже до пятницы.
-Думаю, до субботы минимум.
-Ты всегда был оптимистом. Но увы. В четверг вечером я уже предстану перед господами Снигсби и Малтерсоном, которые заведуют похоронным бюро, в качестве задачки по геометрии. Вот кому придется приложить максимум своих способностей, чтобы переправить мой труп через узкие двери и коридоры сначала из комнаты, а потом из самого здания.
-Ты забыл лестницы. – поправил я. – Я полагаю, что они выломают оконную раму, и спустят твой труп вниз, словно огромный белый рояль.
Майкрофт сдавленно фыркнул.
-Мне пятьдесят четыре, Шерлок. Мой мозг – само Британское Правительство. Не эта бессмысленная возня с бюллетенями и голосованием, а сама суть правления. Кроме меня никто больше не знает, чем закончится передвижение войск на Афганской возвышенности для забытых Богом берегов Северного Уэльса. Никто кроме меня не видит всей картины, целиком. Представь, как эти люди и их дети отреагируют на Независимость Индии. Какие будут беспорядки.
-Индия обретет независимость? – переспросил я, поскольку раньше даже не задумывался об этом.
-Это неизбежно. В течении ближайших тридцати лет, по грубым оценкам. Я уже написал по этому поводу несколько меморандумов. И еще несколько по другим важным вопросам. О революции в России. Бьюсь об заклад, до нее осталось не больше десяти лет. О проблемах в Германии. О про… - он закашлялся. – В-общем, о многом. Конечно, я не жду, что их прочтут. И что они будут поняты. – Кашель моего брата был свистящ и высок, словно где-то хлопало створками окно. – Думаю, ты понимаешь, что если бы я смог жить дальше, Британская Империя умножила бы свое могущество еще на тысячу лет, неся в мир порядок и прогресс.
Когда мы были детьми, Майкрофт уже тогда делал свои грандиозные заявления, подобные этому, а я в ответ, обязательно парировал чем-нибудь колким и едким. Сейчас он лежит при смерти в этой скромной бледной комнате, и, естественно, я ничего в ответ ему не скажу. Тем более, мне определенно казалось, что он имеет в виду не современную Империю, - не ту дефектную конструкцию, собранную из порочных, ошибающихся людей, - а ту, что существовала в его голове: величественную силу, ратующую за гражданские права и процветание вселенной.
В империи я не верю. Да и не верил никогда. А вот в Майкрофта – всегда.
Майкрофт Холмс. Пятидесяти четырех лет от роду. Увидевший зарю нового века. Умерший на несколько месяцев раньше Королевы, которая, хоть и была воробьем стрелянным, на тридцать лет была его старше.
У меня не выходила из головы его безуспешная кончина. Неужели никак этого нельзя избежать?
-Конечно, ты прав, Шерлок. Если бы я больше занимался спортом. Если бы питался, как дрозд, горсткой семечек, а сочному кровяному стейку предпочитал брокколи. Если бы завел семейное гнездышко, где- нибудь в глуши, - милую женушку и спаниеля. Если бы делал всё, что мне противоестественно от природы, - то, конечно, я бы прожил бы еще дюжину лет, а может и больше. Но что бы это изменило глобально? Практически ничего. Раньше я впал в старческий маразм или позже, - что бы поменялось? Чтобы создать и обучить службу Общественного Правопорядка, чтобы она стала действительно функционировать, нужно не меньше двухсот лет. Я уж молчу сколько нужно для тайной агентурной сети…
Я продолжал молчать.
Как скупа обстановка вокруг его постели в этой бледной комнате! Стены абсолютно голы. Никаких цитат из своих собственных речей или мыслей. Ни рисунков, ни фотографий, ни картин. Как это всё не похоже на обстановку моего кабинета на Бейкер-стрит. Как не похож его мозг на мой! Майкрофту не нужно было вообще ничего снаружи. Всё, что было внутри – всё, что он когда-то читал, видел, что довелось пережить, - всё было под рукой. Он мог закрыть глаза, - и пройтись по Национальной Галерее, или пролистать каталог Библиотеки Британского Музея. Или, что более вероятно, сопоставлять донесения разведки с отдаленных уголков Империи, соотносить их с ценами на шерсть в Уигане и с уровнем безработицы в Хоуве, - и основываясь на этом, отдать поручение о продвижении по службе одного или о бесшумной, подобающей предателю, казни другого.
Майкрофт опять зашелся страшным кашлем. Когда успокоился, произнес:
-Ведь это преступление, Шерлок.
-Не понял, что ты сказал?
-Преступление. Самое настоящее, брат, не менее омерзительное, жестокое и чудовищное, чем каждое из тех, что ты расследовал, в которых всё упиралось в несчастные шиллинги. Преступление против
