Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Обессиленный жизнью голодно­суровой,
          Их покинул малыш­поводырь.

Но идут они, жалкие, старые шляхи
          Позабытые ищут клюкой,
И давно уж под рваною свитой рубахи
          У них нет и котомки с мукой.

Были люди приветливей в годы Мамаевы,
          Милосердней был лютый Батый,
И теперь уж не слушают псальму Почаева
          И про Лазаря голос святый.

Без надежды идут они третии сутки
          К златоглавого Киева Лавре.
Ни жилья, ни дымка, ни чугунки погудки,
          Только ветер бряцает в литавры,

Да над павшей кобылкой орлы­чернокрыльцы
          С клокотаньем снимаются в танце,
Да клыками блестящими в пенистом рыльце
          Заскрежещут волки­сироманцы.

И идут они тихо, и плачут неслышно,
          На щеках замерзает слеза,
И спивают всё громче, чтоб слышал Всевышний,
          И рыдает в сугробах кобза.

Надвигалась на вечную ночь псалмопевцев
          И земная, недолгая ночь,
И присели они у шелковых деревцев,
          Побросав свои торбочки прочь.

И запели они, на бандуре играя,
          Выгравая земную печаль,
И забыли про горе и голод, спивая,
          И про путь в бесконечную даль.

И как солнце громадное с черной звездою,
          На груди их сияли кобзы,
И алмазной была перевита слюдою
          Борода их от горькой слезы.

А метелицы с облаков черных ромашки
          Обрывали, пушистые, белые,
И на рваные свиты соткали рубашки
          И на руки их обледенелые.

И сидели они, как святые из мрамора,
          И недвижными стали персты,
Только души неслися их вещие за море,
          Далеко от последней версты.

Уносились на паперть они белоснежную
          Иисусова монастыря,
Где когда­то душа зародилась безбрежная,
          До неволи земной кобзаря.

Только пальцы зачем­то стеклянные вьюги
          Пробегают еще по струнам,
И таинственный из­за серебряной фуги
          Слышен голос, понятный лишь нам.

И всё выше вздымались по степи сугробы,
          И еще не погасла заря,
Как навеки сокрылись в алмазовом гробе
          Два прозревших в раю кобзаря. 

СУМЕРКИ

Окровавленные закатом крыши.
Малиновый по холмам воротник.
В оранжевой эмали реют мыши,
И где­то песен плещется родник.

Ave Maria слышится всё тише,
И далеко умчался мой двойник,
Ракетою взвивается всё выше
Он в бездну синюю, – а я поник.