О святости и вдохновеньи, –Давно б, наверно, надоелНелепого сопротивленьяМучительный и мне обряд.Но очи звездные всё сноваИ солнце на меня глядят,И в сочетаньях странных словаТак много жуткой красоты,Что и в звериных яви лапах –Небесной чую я мечтыВолнующий у гроба запах.
ОБЛАКА
Над дышащим серебряным атласомЧешуйчатого солнечного моря,Всё призрачней клубятся с каждым часомГромады облаков, с Бореем споря.И мнет он их, как нервный статуарийЗеленую податливую глину:То замок вырастает, то гербарий,То Полифем, хватающий дубину.Но вдруг исчезло всё, и только двоеОсталось в небе призраков бездомных,Но даже те, как деревцо больное,Тряслись в хоромах Хаоса огромных.И проносясь над запертым окошкомМоей холодной монастырской кельи,Они ледяным стукнули горошком,Печалясь, видно, о земном бесцельи.И чуял я, что отошедших душиСо мною говорят сквозь эти звуки,Но, как ни прижимал я к стеклам уши,Я облаков не понял странной муки.И только чувствовал, что много жутче,Должно быть, этой вхожей в Божий Дом,Клубящейся в необозримом туче,Чем мне, прижавшемуся за стеклом.1929
В СТУЖУ
Северный ветер, студеный и злющий,Воет под крышей, как леший сердитый.Бледное небо. Холодные тучи.Кратер Везувия, снегом покрытый...Море беспарусно, море бездымно.Спрятались гдето пугливо паранцы,Звуки заслышав полярного гимна,Вопли сибирских метелиц и танцы.Стынет душа, и не верится в солнце.Словно татарник сухой и колючий,Смотришь, упершись щекою в оконце,Смотришь на дико клубящие тучи.Смотришь – и с ужасом думаешь часто,Как отошедшему в вечности жутко.Вряд ли страдала безумней Йокаста,К бездне приблизившись: вечность – не шутка!Дрожь пробегает по стынущим венам,Мысля о Хаоса звездных провалах...Я же наверно, – по солнечным стенамБыстро скользнув в бесконечности залах, –Робко забьюсь в паутинку в куточке,Как шелковичный червяк, – и как преждеБуду молиться Хаосовой дочке,Смерти, чтоб лучше закрыла мне вежды.
ПОМПЕЙСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Меж розовой деревьев паутиной,Синеет моря свежая эмаль.Вдали сверкает снеговой вершиной
