Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Нет на земле преображенней Музы:
Она, как синий Ангел Благовестья,
Снимает с рук твоих земные узы,
Чтоб ты вернулся в Отчие поместья.

ГЛЯДЯ В ОКНО

Как ожерелье, фонари
В туман уходят к точке схода.
Асфальт сверкает, как угри
Под черной тенью парохода.
Автомобили глазом ската
Мигают на людские тени.
Нет ни восхода, ни заката
Меж наших жалких привидений.
А сам я что? Пугливый блик
Воскресшего на миг, как Лазарь.
Источен временем мой лик,
Как силуэт на древней вазе.

Я – безнадежный лабиринт,
Где замурован всякий выход,
И в голове, как ржавый винт,
Бурлит безвыходное лихо.
Нет ни одной дороги в Рим,
Хоть все они туда приводят,
И как бы ни был купол зрим,
Туда лишь пилигримы ходят.
А я не верю в дважды два,
Не верю в чудотворный атом:
Землей набита голова,
А дух мой – в измереньи пятом.

МОЩЬ ПОСЕЙДОНА

Громадные всклокоченные волны, –
Несметная татарская орда, –
Нахлынули, отвагой дикой полны, –
И всё смела мятежная вода.

Суденышки, столетние плотины,
Цветущие когда­то города, –
Размыты плодородные равнины,
Потоплены и люди и стада.

Повалены гиганты Дон­Кихота
От рыцарей Нептуновых копья, –
На зрелище глядеть мне неохота,
На торжество морского бытия.

Я муравей, считавший муравейник
Конечной целью жизни на земле,
И с ужасом, как спасшийся келейник,
Гляжу на трупы в тине и во мгле.

АНАТОМ

Он тысячи изрезал мертвецов,
Чтобы узнать хоть что­либо о жизни,
Но к суеверью должен был отцов
Вернуться – на познанья жалкой тризне.

Он изучал кровавый, тяжкий плод
Безумия людского и позора, –
Погибших средь потока бурных вод,
Повешенных, расстрелянных зазорно,

Умученных в острогах за мечту,