Настала ночь. Зажглися звезды, Как золотые грозди Небесных виноградников, Из темно-синих палисадников Несметных мировых садов. Исчезло всё: икона, бедняков Блаженством преисполненные лица. А я, как раненая птица, С тоскою хищною стоял один, Один с собой, бездомный Божий Сын, Не знающий, где преклонить главу, Уставшую от сновидений наяву. Но нет, не сновиденье – Небесное виденье! Раскрытая калитка, сад вишневый, Веранда темная, огонь в столовой, – Всё это по ее рассказам Во тьме ночной узнал я сразу, Да и недавно, миг тому назад Свершился здесь мистический обряд. Спросить бы, да враждебны, чужды Мне все ее родные... Найду и так, нет нужды! И вот я крадучись иду чрез сад. Глухие Дорожки всюду, клумбы и кусты. Безмолвно всё, скамеечки пусты. Произношу, как вор, чуть слышно имя Ее святое, зная, что незримо Она должна быть где-нибудь во мгле. Вот стол некрашеный, а на столе Оставленная кем-то книга... Вот и овраг... Но вдруг два крика Во тьме раздалось... И к груди усталой Моей приник цветочке алый. – Ах, наконец! Я знала, что придешь... Я видела во сне, как ты несешь Ко мне Христа Младенца. Я ждала Вас вместе... Ты пришел, и я взяла Обоих вас в свои объятья... И как рукой сняло с меня проклятье Разлуки страшной... – – Ах, нет, не сон то был, родная, Он на твоей груди лежал, сияя, Затем исчез, нерукотворный Оставив образ свой покорной Толпе Его искавших бедняков... Настанет скоро Царство Вечных Слов, И снова от таинственных истоков Появится толпа пророков Готовить Царство Божье на земле... Прислушайся, на радужном крыле Вокруг летает Птица Феникс, Всеобновляющийся пленник, Начало светлое души! Как позабытые в глуши Неугасимые лампады, Она проснется в лютом стаде. Уста хрипят: Убей! убей! Но сердце шепчет: Нет, не смей! Пред нами бездна и бессилье, Наследный зверь, постыдное засилье Непобедимого доселе хама, Но не погасло и другое пламя: Души всеобновляющий протест. Его символ – животворящий крест; Крест мучеников и поэтов, Сподвижников тюрьмы и гетто, Рабов убогих крепостного права, Фабричного устава И мудрецов, плодивших ложь! Смотри, из-за чего наточен нож И Кайнова ужасная дубина Висит над братом, над отцом, над сыном? Спроси! Никто того не знает Или защитой объясняет Каких-то допотопных прав. Но в то же время ни один Не смеет не найти причин, Не оправдаться пред собой Какой-то истиной живой. Всё это ложь! И каждый, Когда он сам с собой, от жажды Христова Царства изнывает. Незримо колос новый созревает, И близко, близко наше царство: Уж больно страшного лекарства Отведал не один народ За этот окаянный год! – Обняв друг друга теплыми руками, Мы поднялися тихими шагами На холм высокий. Ночь стояла Тысячезвездная. Безмолвно задремала Вокруг земля родная. Две реки Вдали скрестились, как клинки, Чуть-чуть из мрака выделяясь, И, по невидимой дороге извиваясь, Шел через степи крестный ход. Чуть слышно, словно шум волны далекой,
