Мы потекли спокойно, величаво,Как волны царственной реки,Твердя священные псалмы.Раскрылись двери в белом храме,И колокольни медными устамиЗаколебали воздух синийИ листья тополей, что чинноВокруг стояли на часах.И пташки, что в серебряных листах,Как на постельке чистой, засыпали,Испуганно защебеталиИ в темно-голубую высь,Как облачко ночное, унеслись.Чернели окна и заборы;Верхушки скирд и крыши скороГроздями разукрасились людскими.И тихо ручками святымиМладенец их благословил...Я шел белее полотна,В груди моей чуть-чуть слышнаБыла работа сердца...Ах, вот она за поворотом, дверцаВ ограде старой и вишневый сад,Завалинка и окон ряд,Закрытых под зеленой крышей.Забилось сердце... Тише, тише!..Не ровен час, не выдержишь теперь. – Но почему закрыта дверьИ окна в этом мертвом доме? –Шептал я от испуга, от истомы.Но нет, встревоженные взглядыЯ вижу из-за ставен. Там в засадеИзмученные странники сидят. – Не бойтесь! Это ваш великий брат!Отныне отрезвленнымНе тронет вас народ крещенный! –И вдруг в как будто мертвом домеРаздался голос, мне знакомый,И чей-то шепот сдержанный и плач... – Пустите! Это братья, это врачСтраданий общих появился.Народ гонимый сподобилсяЕго создать своим стремленьем,И не грозит нам новое гоненье,Затем что до сих порЕго ученье и Его позорЛишь мы сознательно неслиИз гетто в гетто по челу земли! –Раскрылась дверь, и на порогеЯвился образ скорбно строгий,Страданьем долгим озаренный,Как темное чело Мадонны,Что в древнем храме в ярком полотенцеНосила на руках Христа Младенца.Ее головка, как камея.С чертами мрамора белее,Сияла в сумерках на фонеПоросшего лозой балкона,А очи, как алмазы темные,Огромные, огромные,Агонией предельною раскрытые,Ручьями горькими омытые, –Сверкали страстно и мучительно,Готовые на всё, на всё решительноЗа идеал, хотя бы у подножьяКреста пришлось оплакивать ей Сына Божья!Сперва толпа убогая,Но вдохновенно строгая,Ее пугала, но потомОна прочла в очах кругомНе то, что прежде в них читала,Когда толпа безвинно убивалаЕй близких ради гнусного навета.О, нет, теперь как будто для приветаПасхального явились эти лицаУбогие, но умиленные,Свечами восковыми освещенные.Нет, нет, теперь она их не боитсяИ каждому готова на приветствиеОтветить поцелуями... А шествиеСвятое на нее глядит так ласково,Как будто примиренья братскогоСмущенно ожидало...И сходство странное и жуткоеМеж девушкою и МалюткоюИх откровеньем новым поразило... – Смотри! Смотри! Она Ему сестраИль мать: похожи больно. Знать, не зря! –Заколыхалися ряды, как колос,И прозвучал меж ними детский голос: – Возьми Его, возьми на груди белые,Дитя осиротелое!Заступница Небесная,Царица Многослезная!
