Вдруг несказанное свершилось чудо:Глаза открылись мертвого Владыки,Как два блестящих, дивных изумруда,Не старческие были в них языки,Неземным пламенем они горели,Не крохотное тельце, как малютки,Вдруг поднялось и село на постелиИ озирало всех с величьем жутким,А пастырь католического Рима,Первосвященник церкви мировой,И зашуршали вдруг два серафимаНезримо крыльями над головой,Торжественно для таинства ожившей,Потусторонним светом озаренной,И дланию, иероглифы чертившейМистерии, еще не разрешенной,Могучий крест он изваял три разаПеред собой в предутреннем тумане,И с уст благословляющая фраза,Рожденная в оливках Гефсимана,Готова была вырваться, как вихрь,В торжественной апостолов латыни,Но, не родясь, аккорд ее затихВ неизречимой истины пустыне.И синие, как бесконечность, перстыВсё человечество благословили,Так широко они были отверсты,Так растекались мириады крылийПовсюду от незримого креста,Что на престоле пышного БерниниВ орнате всем в нем никогда донынеТакая не бывала красота.Одно мгновенье. Молния погасла,И на подушки опустился прах,Так фитилек лампадовый без масла,Свернувшись, угасает в черепках.Со старческим лицом лежит малюткаВ постеле бедной в пышном Ватикане,Но от креста его не так уж жутко,Не так уж холодно вокруг и странно!
25 января
ПРЕСМЫКАНИЕ
Мы полуангелы и получерти,Мечтаний и действительности смесь,Мы в солнечной вселенной звездовертиНе выведали тайны и поднесь.Суть выветрилась из словесной дертиИ кажется неуловимой здесь,Но в колесе задумываться СмертиВелит не человеческая спесь:Чудовищною кажется нелепостьДуши, давно исчерпанной, печали,И плоти опьяненная свирепость,И пресмыкание без вертикали;Безбожников заведомая слепостьСокрыта в поклонении детали.